Памела Друкерман - Французские дети не плюются едой. Секреты воспитания из Парижа

Второй кризис разразился, когда США вступили во Вторую мировую войну: кому-то нужно было присматривать за детьми «клепальщицы Рози». В период с 1942 по 1946 год больше всего яслей появилось в Калифорнии, где было сосредоточено основное военное производство, плата за ясли поначалу составляла всего 50 центов в день. Однако, когда война закончилась, правительство объявило, что ясли закрываются, и матери снова могут вернуться к домашним делам. Не всем это понравилось. Первая леди США Элеонор Рузвельт писала: «Многие думали, что ясли – всего лишь чрезвычайная мера на время войны. Но были и те, кто надеялся, что, возможно, необходимость в них сохранится в любое время». Несколько яслей финансировали еще пару лет, но и их в конце концов закрыли.

Необходимость поддержать родителей снова возникла в 1960-е годы, с появлением новых исследований, доказывающих, что неблагополучные условия в раннем детстве приводят к проблемам в более зрелом возрасте. Так возникла организация Head Start , финансирующая детские сады для детей из очень бедных семей. Но поскольку все больше женщин предпочитали выходить на работу, вопрос ухода за детьми становился все более проблематичным. В 1971 году Конгресс США предложил на рассмотрение «Акт о раннем детском образовании». Его целью было организовать профессиональную подготовку кадров для яслей и детских садов и сделать качественные детские учреждения доступными и недорогими. Однако президент Никсон отверг этот акт, заявив, что его авторы поддерживают «коммунистический подход к воспитанию детей в противовес семейному» (яркое проявление психологии времен «холодной войны» – боязнь всего коммунистического – плюс укоренившийся стереотип о том, что матери должны сами ухаживать за детьми).

В 1980-е годы возник новый повод для неоднозначного отношения к дошкольным детским учреждениям: серия обвинений в педофилии владельцев и сотрудников яслей. Многие из них оказались полной ерундой, а подозреваемые были оправданы – выяснилось, что на детей, дававших показания, оказывали давление.

Журналистка Маргарет Талбот писала, что в начале 1980-х даже самые невероятные дела такого рода люди принимали на веру, так как американцы слишком переживали по поводу того, что матери маленьких детей торопятся выйти на работу. «Люди словно испытывали какое-то извращенное облегчение, сменив назойливый повседневный страх за детей на мысли о худшем из того, что вообще может случиться.»

Что же касается французов из среднего класса – врачей, архитекторов, моих коллег-журналистов – то они готовы глотку друг другу перегрызть за заветное место в яслях поближе к дому, работающих пять дней в неделю, с восьми утра до шести вечера. Мамы записываются в них еще во время беременности, а когда приходит время, буквально вымаливают местечко для своего ребенка. Поскольку ясли государственные, с родителей берется плата, в зависимости от уровня дохода.

– Идеальная система, просто идеальная, – восхищается моя подруга-француженка Эстер, адвокат, чья дочь пошла в ясли в девять месяцев.

Даже те мои подруги, кто не работает, все равно пытаются пристроить детей в ясли. В качестве альтернативы рассматриваются ясли на неполный день или няня (на нянь выдают государственные субсидии, о чем подробно написано на сайте правительства).

У меня голова идет кругом. Станет ли мой ребенок агрессивным, не почувствует ли себя брошенным? Не нарушится ли привязанность между матерью и ребенком? Или, напротив, Бин социализируется, станет «живой и активной» и «получит квалифицированный уход», в чем не перестают уверять меня знакомые французы?

Впервые начинаю волноваться, что наш с Саймоном межкультурный эксперимент зашел слишком далеко. Одно дело – научиться держать вилку в левой руке и перестать улыбаться незнакомцам. Совсем другое – подвергнуть собственного ребенка странному и потенциально травматичному опыту, загубив ему полдетства. Не слишком ли мы офранцузились? Фуа-гра пусть пробует, но ясли?

Решаю навести справки о детском учреждении со столь странным названием. Почему ясли? В яслях ведь Иисус родился.

Оказывается, история французских яслей восходит к 1840-м годам. Тогда заместителем мэра парижского Первого округа был Жан-Баптист-Фермен Марбо, амбициозный молодой адвокат, полный рвения служить людям. В разгар промышленной революции в больших городах, в том числе в Париже, было множество женщин, приехавших из провинции работать швеями и на фабриках. Марбо поручили провести инспекцию бесплатных детских садов для детей от двух до шести лет. Сделав это, он впечатлился: «Как прекрасно заботится общество о детях малоимущих!» Но ему не давал покоя другой вопрос: а кто заботится о детях до двух лет, пока их матери работают? Сверившись со списком малоимущих своего округа, Марбо нанес визит нескольким матерям. «Из дальнего угла грязного двора позвал я мадам Жерар, прачку. Та спустилась ко мне, не желая, чтобы я вошел в ее дом, ибо тот был слишком грязен для глаз моих (ее слова). В руках она держала новорожденного, а рядом стоял младенец полутора лет.»

Марбо выяснил: пока мадам Жерар стирает белье, ее дети остаются с няней. Это стоит 70 сантимов в день – примерно треть дневного заработка Жерар. Няня тоже из бедных; когда Марбо навестил ее, она как раз «занималась делом, приглядывая за тремя маленькими детьми на полу убогой комнатушки».

Для парижской бедноты XIX века подобное было далеко не худшим вариантом. Ведь некоторые матери попросту запирали детей в доме, а то и привязывали к кроватям на целый день. Детям постарше нередко поручали присматривать за младшими пока мать была на работе. Грудных отправляли к кормилицам, где условия подчас были и вовсе опасны для жизни.

И тут Марбо пришла в голову идея создать… ясли. (Название должно было вызывать ассоциации с уютными яслями, в которых родился младенец Иисус.) По мысли Марбо, эти ясли должны были стать местом, где детей до двух лет можно было бы спокойно оставлять на весь день. Финансирование – от обеспеченных спонсоров, которые занимались бы инспекцией. Марбо представлял себе это учреждение как скромное, но безупречно чистое помещение, где няни присматривают за младенцами и заодно читают матерям лекции о гигиене и морали. С матерей планировалось брать лишь пятьдесят сантимов в день. А те, чьи дети все еще находились на грудном вскармливании, могли приходить дважды в день и кормить малышей грудью.

Идея Марбо нашла отклик у властей. Вскоре созвали комитет для изучения проекта, и Марбо отправился на поиски спонсоров. Как всякий проницательный сборщик средств, он взывал не только к человечности, но и к экономической заинтересованности. «Эти дети – ваши сограждане, ваши братья. Они бедны, несчастны и слабы, и вы должны прийти им на помощь, – писал он в уставе яслей, опубликованном в 1845 году. – Вам под силу спасти жизни 10 тысяч детей, так что поспешите: 20 тысяч дополнительных рабочих рук не будут лишними! Рабочие руки – значит, более высокая производительность; а более высокая производительность приносит прибыль.» Он добавлял также, что благодаря яслям матери могут больше не волноваться за своих детей и «посвятить себя работе со спокойной совестью».