Михаил Сарапов - Английский для смелых. Истории о духах и привидениях / Great Ghost Stories

I stared about me with an amazement(я осматривал все вокруг с изумлением; to stare – пристально глядеть, уставиться; смотреть в изумлении; amazement – изумление, удивление ) increased by every fresh object upon which my eyes chanced to rest(увеличивавшимся с каждым новым объектом, который случайно попадал мне на глаза; fresh – свежий; новый, только что появившийся; to chance – случайно наткнуться; to rest – покоиться, останавливаться / о взгляде /) . So strange a room I had never seen(такой странной комнаты я еще никогда не видел) ; yet seemed it stranger still, to find such a room in a lone farmhouse(но еще более странным было обнаружить такую комнату в уединенном фермерском доме) amid those wild and solitary moors(среди этих диких и необитаемых пустошей; solitary – одинокий; уединенный ) ! Over and over again, I looked from my host to his surroundings(снова и снова я переводил взгляд с хозяина этого дома на предметы, его окружавшие: «со своего хозяина на его окружение»; to look – смотреть ) , and from his surroundings back to my host(и с того, что его окружало, снова на хозяина дома) , asking myself who and what he could be(спрашивая себя, кто он такой и чем он может заниматься) ? His head was singularly fine(очертания его головы были утонченными: «его голова была необычно изящной»; fine – тонкий, утонченный; изящный ) ; but it was more the head of a poet than of a philosopher(но это была скорее: «больше» голова поэта, чем ученого) . Broad in the temples(широкий лоб: «широкая во лбу»; temple – висок ) , prominent over the eyes(/c/ выступающими надбровьями: «выступающим над глазами»; eye – глаз ) , and clothed with a rough profusion of perfectly white hair(увенчанная непричесанной гривой совершенно седых волос; to clothe – накрывать, покрывать; rough – грубый, дикий, бурный; profusion – изобилие, избыток ) , it had all the ideality and much of the ruggedness that characterises the head of Louis von Beethoven(голова эта отличалась тем же порывом в мир идеала и той же массивностью: «она имела всю идеальность и многое из массивности», что характеризуют голову Людвига ван Бетховена) . There were the same deep lines about the mouth(те же глубокие складки в углах рта) , and the same stern furrows in the brow(такие же, придающие суровость, морщины на лбу; stern – строгий, суровый, безжалостный; furrow – глубокая морщина ) . There was the same concentration of expression(та же глубина чувств читалась на лице: «там была та же концентрация выражения»; expression – выражение / лица, глаз и т. п. /) . While I was yet observing him, the door opened, and Jacob brought in the supper(в то время как я все еще так наблюдал за ним, открылась дверь, и Джейкоб стал накрывать ужин: «принес ужин»; to bring ) . His master then closed his book, rose(/тогда/ его хозяин закрыл книгу, поднялся; to rise ) , and with more courtesy of manner than he had yet shown, invited me to the table(и с большей учтивостью, чем он до сих пор проявил, пригласил меня к столу; courtesy – учтивость, обходительность; manner – манера, поведение; to show – показывать; проявлять, выказывать / эмоции /).

I stared about me with an amazement increased by every fresh object upon which my eyes chanced to rest. So strange a room I had never seen; yet seemed it stranger still, to find such a room in a lone farmhouse amid those wild and solitary moors! Over and over again, I looked from my host to his surroundings, and from his surroundings back to my host, asking myself who and what he could be? His head was singularly fine; but it was more the head of a poet than of a philosopher. Broad in the temples, prominent over the eyes, and clothed with a rough profusion of perfectly white hair, it had all the ideality and much of the ruggedness that characterises the head of Louis von Beethoven. There were the same deep lines about the mouth, and the same stern furrows in the brow. There was the same concentration of expression. While I was yet observing him, the door opened, and Jacob brought in the supper. His master then closed his book, rose, and with more courtesy of manner than he had yet shown, invited me to the table.

A dish of ham and eggs(ветчину с яйцами; dish – блюдо ) , a loaf of brown bread(буханку ржаного: «коричневого» хлеба) , and a bottle of admirable sherry(и бутылку превосходного хереса) , were placed before me(поставили передо мной).

‘I have but the homeliest farmhouse fare to offer you, sir,’ said my entertainer(я могу предложить вам лишь самую скромную снедь фермера, – сказал мой хозяин; homely – простой, обыденный, безыскусственный; farmhouse – жилой дом на ферме; fare – режим питания; провизия, съестные припасы; пища; to entertain – принимать, угощать / гостей / ; entertainer – тот, кто принимает, угощает ) . ‘Your appetite, I trust, will make up for the deficiencies of our larder(ваш аппетит, полагаю я, скрасит недостатки нашей снеди; to trust – верить, доверять; надеяться; считать, полагать; to make up – возмещать, компенсировать; larder – кладовая / для продуктов / ; запас еды ) .’

I had already fallen upon the viands(я уже накинулся на пищу; to fall – падать; нападать, налетать, набрасываться; viand – / уст. / пища, провизия ) , and now protested, with the enthusiasm of a starving sportsman(и теперь запротестовал, со /всем/ пылом оголодавшего охотника; sportsman – спортсмен; охотник-любитель ) , that I had never eaten anything so delicious(что я никогда не ел ничего столь вкусного).

He bowed stiffly(он чопорно поклонился; stiff – жeсткий, тугой, негибкий ) , and sat down to his own supper(и сел за свой ужин; to sit down ) , which consisted, primitively, of a jug of milk and a basin of porridge(который состоял всего лишь из кувшина молока и миски овсянки) . We ate in silence, and, when we had done, Jacob removed the tray(мы ели молча, и, когда мы закончили, Джейкоб убрал поднос) . I then drew my chair back to the fireside(тогда я опять пододвинул свой стул к камину) . My host, somewhat to my surprise, did the same, and turning abruptly towards me, said(мой хозяин, несколько к моему удивлению, поступил так же, и, резко повернувшись ко мне, сказал):

A dish of ham and eggs, a loaf of brown bread, and a bottle of admirable sherry, were placed before me.

‘I have but the homeliest farmhouse fare to offer you, sir,’ said my entertainer. ‘Your appetite, I trust, will make up for the deficiencies of our larder.’

I had already fallen upon the viands, and now protested, with the enthusiasm of a starving sportsman, that I had never eaten anything so delicious.

He bowed stiffly, and sat down to his own supper, which consisted, primitively, of a jug of milk and a basin of porridge. We ate in silence, and, when we had done, Jacob removed the tray. I then drew my chair back to the fireside. My host, somewhat to my surprise, did the same, and turning abruptly towards me, said:

‘Sir, I have lived here in strict retirement for three-and-twenty years(сэр, я прожил здесь в строгом уединении двадцать три года; retirement – отставка; уединение; изолированность; уединенная жизнь; to retire – удаляться, отступать, ретироваться; увольняться; уходить в отставку ) . During that time, I have not seen as many strange faces(за это время немного я видел незнакомых лиц) , and I have not read a single newspaper(и я не прочитал ни единой газеты) . You are the first stranger who has crossed my threshold for more than four years(вы первый незнакомец, который переступил мой порог за более чем четыре года) . Will you favour me with a few words of information(не окажете ли вы мне любезность, кратко поделившись со мной сведениями: «несколькими словами информации»; to favour – благоволить, быть благосклонным, быть согласным; оказывать внимание, любезность ) respecting that outer world from which I have parted company so long(относительно того внешнего мира, с которым я расстался так давно; company – общество, компания ) ?’