Моника Мерфи - Четыре года спустя

– Да, знаю. Ты права.

Она смотрит на меня одно долгое мгновение, взгляд мрачный и грустный.

– Мне нужно съехать с квартиры, – выдает она.

Черт, она уезжает? Все тело бьется в панике, я задыхаюсь. Не знаю, выдержу ли я новость о ее отъезде.

– Почему?

– Кэри свалилась с сильной ангиной, и родители забрали ее из колледжа, собрали вещи и увезли домой. Они никогда не хотели, чтобы она уезжала учиться. Это их способ вернуть ее под свою опеку.

Контроль родителей, которые действительно заботятся о собственном ребенке? Понятия не имею, на что это похоже.

– Ты не можешь найти другую соседку?

– Нет. Родители Кэри забрали всю мебель, а у меня осталось совсем немного вещей. Почти две недели я жила совсем одна в крохотной квартирке. – Она тихонько всхлипывает, опускает голову и стучит по бордюру ботинком. – Взялась работать сверхурочно. И… даже пропустила занятия.

– Что? – Я, должно быть, показался дико испуганным, потому что она подняла голову, распахнула глаза и уставилась на меня.

– Я сказала, что пропустила занятия.

– Но ты никогда не пропускаешь. – Мне просто не верится.

– Выбора не было. Я либо работала, либо лежала почти без сознания в постели после очень долгой смены в закусочной.

– Зачем тебе так много работать, Челс? – Хочу вникнуть в суть дела. Я пригласил бы ее к себе, чтобы обсудить все наедине, но она, вероятно, обвинит меня в попытке соблазнить ее, а я просто… слишком измучен для подобных подвигов. Еще один бой, еще одно поражение. Потому что я точно проиграю.

Всегда проигрываю.

– Мой отец проворовался. Он много лет проматывал денежные фонды на работе. Они доверяли ему. Мы все доверяли ему. – Она говорит так тихо, почти шепотом, и я наклоняюсь, чтобы слышать. – А еще он мошенник и лжец. Сидит в тюрьме. На самом деле в тюрьме. Он вечно использовал маму, всегда обещал, что позаботится о ней, а в действительности растоптал ей душу и бросил. Ненавижу его. А еще я ненавижу то, что она ему верит. Каждый раз она твердит, что мужчины – зло, как она их ненавидит, но потом снова возвращается к отцу и принимает его. Не знаю, почему. Не понимаю.

Мое сердце болит за нее. Я слышу страдание и тоску в голосе, и это убивает меня.

Я хватаю ее за плечи и привлекаю ближе, прижимаю к себе, когда она утыкается лицом в мою рубашку. Чувствовать ее так хорошо, так правильно в своих руках, но я лишь слегка обнимаю ее, не желая напугать или заставить обратиться в бегство.

Она нужна мне здесь. Сейчас.

– Мама всегда говорит: мужчинам нельзя доверять и что она выбросила отца из своей жизни. А потом снова общается с ним, и он хочет, чтобы она снимала деньги с секретного счета. Вероятно, это еще какие-то украденные деньги. Он присвоил сотни тысяч долларов, Оуэн. Он крал годами и обманывал маму, заводя бесконечные романы с другими женщинами. Я так его ненавижу.

Она плачет, рубашка становится влажной, а я позволяю ей. Позволяю выплакать горе, прижимаю к себе, одной рукой глажу волосы, другой – спину. Не могу поверить, что она здесь, стоит со мной на улице у дома, во дворе, а вокруг нас бушует вечеринка.

– Почему она продолжает верить? Почему доверяет ему, когда он только врет, крадет, снова обманывает? Он не любит ее. Он не любит меня. Отец любит только себя.

А вот это я могу понять. Мама моя точно такая же. Самый эгоистичный человек, которого я когда-либо знал.

– Я хочу, чтобы ты доверяла мне, Челс, – мягко говорю я и чуть сильнее веду рукой по спине, подталкивая ее поближе. Хочу, чтобы она почувствовала себя в безопасности и никогда больше во мне не сомневалась. – Клянусь жизнью, я сделаю все, что потребуется, чтобы заслужить твое доверие.

Когда она обнимает меня руками, слегка кивая головой в ответ, хочу закричать от облегчения. Она принадлежит мне, и мне нужно доказать, что я ее достоин, что люблю ее.

Потому что я люблю.

– Пойдем в дом, – шепчу я в ее волосы, крепко обнимая.

– Отличная вечеринка, Оуэн, – говорит она, не скрывая сарказма: здравствуй, прежняя Челси. – Держу пари, в твоей комнате сейчас кто-то есть.

– Дверь заперта. Никого в моей комнате нет. А если есть, то я вышвырну их ко всем чертям. – Я захватываю пальцами волосы на ее затылке и отклоняю голову, поэтому у нее нет выбора, кроме как смотреть на меня. Щеки покрыты слезами, и я вытираю их большим пальцем. – Пойдем, Челси. Мы можем поговорить сейчас или завтра. Как пожелаешь. Мне просто… действительно нужно побыть с тобой сегодня вечером.

Она смотрит на меня и смотрит прямо в душу, но я не пасую. Всем своим существом я хочу быть с ней, и мне важно показать это. Показать, что именно так я чувствую. Я чертовски уязвим сейчас, но мне все равно.

– Хорошо, – наконец говорит она немного нехотя, и я слегка волнуюсь. Не хочу разрушать хрупкое равновесие или опять все испортить. Я должен вести себя осторожно. Мне нужно все сделать правильно. Ради себя и ради нее.

Мы нужны друг другу. Не знаю, понимает ли это Челси, но в себе я уверен. Когда она здесь, со мной, все становится на свои места. И я чувствую, что снова могу дышать полной грудью.

Эти несколько недель без нее чуть не убили меня.

И теперь я не могу отпустить ее.

Все на этой вечеринке отвратительны. Я вижу, как девушки смотрят на Оуэна, когда мы проходим мимо, и чувствую себя настоящей собственницей. Мне хочется кричать им: отойдите, он мой!

Но я не кричу. Стараюсь контролировать себя.

Я беру его за руку, когда мы входим в дом, и позволяю провести себя через толпу. Девушки одеты так, чтобы произвести максимум впечатления: идеально уложенные волосы, макияж, обтягивающая одежда или ее минимум – все предназначено для флирта и соблазнения.

Я же в легинсах с дыркой на внутреннем шве, в толстовке, подаренной Оуэном, под которой только майка и никакого лифчика. Простой и скучный вид, словно я только что выползла из постели после бессонной ночи. Усталая и печальная, с заплаканным лицом и опухшими глазами. Я особо не думала, что между мной и Оуэном что-то произойдет сегодня вечером, но… никогда не знаешь наперед. Если он предпримет такую попытку, я не стану останавливать его.

Все смотрят на меня так, словно я для него пустое место, но мне известна правда. Мы принадлежим друг другу. Он мой, а я его. И мы собираемся сломать последние преграды между нами и быть честными друг с другом. Я уже так много ему рассказала, почти все, что нужно знать. Что еще я могу сказать о своем отце?

Ничего. Я вообще не хочу говорить о нем. Хочу просто забыть.

В доме пахнет пивом и травкой, я морщу нос и удивленно поднимаю брови, когда мы проходим мимо Деза. На его лице знакомая улыбка, он обнимает двух девчонок, и мне хочется засмеяться. Все это так… странно. Жизнь Оуэна. Моя жизнь. И как они вообще пересеклись? Мы – полные противоположности.