Лайза Джуэлл - Холодные сердца

Рори улыбнулся отцу и сказал:

– Я очень рад, что ты здесь, на самом деле очень рад.

Глаза отца наполнились слезами, и вдруг он взял ладонь Рори в свою и крепко сжал ее.

– Я тоже, сын, – сказал он, – я тоже.

В ту первую ночь, когда отец приехал к нему, представился только один удобный случай сказать ему всю правду о себе. И для этого ему надо было взять его с собой на работу.

Рори сходил в душ, надел свою рабочую одежду: накрахмаленную белую рубашку, черные брюки, солнцезащитные очки, удобную обувь, на случай, если придется кого-то преследовать. Отец отметил:

– Ух ты, да ты просто красавчик. Хорошенько же ты себя отскреб.

Колин же вырядился в потрепанную футболку, шорты и сандалии с противными липучками.

– Итак, чем же ты тут занимаешься? – спросил отец, когда они свернули за угол в сторону фасада части клуба.

– Я швейцар.

Колин рассмеялся.

– Ха! – воскликнул он. – Вышибала! Ничего себе… – Они вошли в клуб, сопровождаемые любопытным пристальным взглядом кассира на стойке регистрации. Их поглотила темная утроба клуба. Было еще рано, двери еще не открылись для посетителей. Без девочек этот бар напоминал обычный старый ночной клуб. Парень по имени Бен протирал бокалы за барной стойкой; увидев Рори с отцом, он им кивнул. К ним подошла девушка из клуба. Она все еще была в своей одежде, но уже при полном макияже. Она обняла Рори и назвала его милашкой. Колин с любопытством взглянул на сына, а Рори пожал плечами.

В конце концов, отец мог бы сам сложить все элементы этого незатейливого пазла.

Рори постучал в дверь кабинета Оуэна.

– Это я.

– Входи.

Оуэн сидел за столом, мускулистый, богатый и слишком гладко выбритый. Но тем не менее он изобразил для отца Рори сладкую улыбку и тепло пожал ему руку, и Рори готов был поклясться, что на отца это произвело впечатление. Оуэн умел производить впечатление на каждого.

– Большая честь познакомиться с вами, сэр, – сказал он. Рори заметил во взгляде Колина удивление, когда к нему как к настоящему англичанину обратились «сэр».

– Взаимно, – ответил он.

– Вы надолго?

– На четыре ночи.

Оуэн снова сел в свое большое кожаное кресло и удивленно произнес:

– Всего лишь?

– Да, к сожалению, это так. Я надеялся, что Рори сможет побыть со мной некоторое время, чтобы мы могли попутешествовать вместе. Но он говорит, что слишком занят.

Оуэн рассмеялся и виновато улыбнулся.

– Да, это моя вина. К сожалению, господин Берд.

– Зовите меня просто Колин.

– Колин, у меня здесь все ходят по струнке. И я действительно не доверяю кому ни попадя. Так что, если Рори здесь нет и никто не стоит в дверях, клуб просто не откроется.

Он пожал плечами и снова улыбнулся.

Колин кивнул:

– Да. Конечно. Конечно.

– Но все-таки, – продолжал Оуэн, – у вас есть выходные. За это время можно много чего успеть посмотреть.

Загорелыми руками он махнул в сторону океана, а потом откинулся на спинку своего кресла.

Рори было странно наблюдать за своим другом, боссом, которого видел каждый день в течение последних четырех лет, глазами другого человека. Он почувствовал замешательство и необъяснимую грусть.

Музыка за дверью кабинета становилась все громче. Рори услышал, как у входа в клуб начинают фильтровать девушек. Оуэн улыбнулся ему.

– Выглядишь, как босс, – сказал он. Потом встал, снова пожал руку Колина, улыбнулся так, что на его щеках заиграли ямочки, и пожелал ему удачи. Рори вывел отца из кабинета и направил в сторону входной двери. Девушки уже оделись для работы: они щеголяли расшитыми стразами бикини. Они извивались, стонали, хрипели, касались светлых волос Рори. Он повернулся к отцу. Колин посмотрел на него и спросил:

– Ты оставил Кайли и ребенка из-за него?

Рори не ответил.

– Господи, Рори. Этот человек – просто шут! Да ты посмотри на него! «Я не доверяю кому ни попадя». – Колин расправил плечи, передразнивая Оуэна. – Кем себя возомнил? Тони Сопрано?

Колин рассмеялся.

– Он мой друг, – спокойно ответил Рори, отсоединив бархатную веревку, загораживающую вход в клуб и помахав двум молодым людям в рубашках регби.

– Ты думаешь? – спросил Колин. – Он не похож на парня, который имеет друзей.

Рори пожал плечами.

– У него нет друзей. Но у него есть я. Мы как братья… – Колин бросил на него странный взгляд. – Мы родственные души. Это странно. Я не могу это объяснить.

Колин продолжал с интересом смотреть на сына.

– А это место, этот бар, здесь ведь трахаются, верно?

– Ну да. Довольно часто.

Колин снова рассмеялся и начал раскачиваться на пятках, его взгляд устремился в потемневшее небо, как будто он мог там увидеть какую-то подсказку.

– Довольно часто, – повторил он. – Понятно. – Он вздохнул и опустил взгляд на землю. – Ох, сын.

– Что?

– Да ничего! – воскликнул Колин. – И ради этого ты бросил Тию. Кайли… Господи, Рори. Какого черта тебе нужно?

Рори махнул рукой, разрешая пройти относительно трезвому парнишке в потертых ботинках.

– Я ничего не ищу.

Колин кивнул. Он мгновение смотрел на сына, будто хотел что-то сказать. Через минуту выдохнул.

– Тем лучше, – сказал он, – потому что здесь ты не найдешь ничего хорошего. – Он махнул рукой в сторону бара, где стояли молодые люди, ожидавшие получить разрешение на вход. – Ты не найдешь здесь вообще ничего.

– О боже. – Мэг уронила свою косметичку на коврик и наблюдала за сценой, разворачивающейся перед ней. Из-за нее выглядывали трое ее детей, которым тоже было интересно, куда же смотрит их мама?

– Что? – спросила Молли. – Что, все так плохо?

– О боже, – повторила Мэг.

Молли протиснулась мимо нее.

– Дай мне посмотреть, – настаивала девочка. Она остановилась в замешательстве перед Мэг и проговорила: – О боже мой.

Она повернулась к Мэг:

– Я не хочу туда входить, мамочка. Я просто не могу. Разреши мне пойти к дедушке? Пожалуйста.

– Нет, – отрезала Мэг. – Нет, пока мы не поздороваемся с бабушкой. Давай. Мальчики! – крикнула она малышам, которые разбрасывали на тропинке гравий.

На какое-то время все замолчали.

Мэг впервые после Рождества приехала в отчий дом. Прошло уже шесть месяцев, как уехала Вики, и четыре месяца, как с этого тонущего корабля дезертировала Бет. За эти четыре месяца Лорелея, казалось, полностью вывела из строя кухню. Папа предупредил Мэг, что ничего хорошего она там не увидит. Но тем не менее моральная подготовка Мэг оказалась недостаточной, невозможно было видеть, что мать сотворила с сердцем их дома.

Деталь, которая поразила ее больше всего: кухню попросту не было видно. Драгоценная оранжевая кухня, где они готовили мясо, сушили зимние перчатки и мокрые носки, нагревали кастрюли с молоком перед сном, полностью исчезла под грудами белья и картонных коробок.