Кэтрин Кингсли - Звук снега

– Ты пытаешься сменить тему, как и всякий раз, когда тебе не нравится, что я говорю, – сказала Банч, энергично растирая Джоанну полотенцем. – Надо было научить тебя быть более практичной, но ты унаследовала артистическую натуру своего отца и мягкое сердце матери. Это неплохие черты, но они могут создать массу проблем для человека, который не имеет достаточно средств для нормальной жизни. Одним идеализмом не прокормишься.

Джоанна нахмурилась, вновь вспомнив тревожные слова Лидии. Почему все так настойчиво подталкивают ее к поиску выгодного жениха, если для нее брак без любви самое ужасное, что может быть? Неужели содержимое кошелька важнее, чем состояние души? Впрочем, было бы глупо обижаться на любящих Лидию и Банч за то, что их волнует ее финансовое благосостояние.

– Нет худа без добра, – сказала она, влезая в тонкую нижнюю юбку, которую держала Банч. – В конце концов, есть вилла, которую оставила мне бабушка. А в Италии жизнь дешевле, чем в Англии, и, должна признаться, мне всегда хотелось побывать в этой стране.

Банч саркастически хмыкнула.

– И в каком состоянии, по твоему разумению, эта вилла пребывает после пяти лет, прошедших со смерти этой доброй женщины? Да и ранее в нее ничего не вкладывалось. Твоя бабушка полагала, что об имении, коль скоро оно перейдет к тебе, позаботится твой отец, но затем, к сожалению, узнала много интересного о состоянии его дел – твоя матушка была достаточно горда, чтобы рассказать ей о том, каково их реальное финансовое положение. Так что ты, конечно, сможешь жить на своей итальянской вилле, но без крыши над головой.

Джоанна пожала плечами. Она сомневалась в абсолютной справедливости услышанного – Банч имела склонность использовать для описания жизненных ситуаций самые черные краски.

– Подними-ка руки, Джоанна. Вот так. Ты должна постараться выглядеть поэлегантнее сегодня. Ты же не цирковая актриса.

Еще минут через пятнадцать Банч сердитым голосом объявила, что Джоанна готова к вечеру, хотя и не слишком вписывается в собирающуюся компанию.

– Будь такой, какая ты есть, веди себя естественно, – давала она последние наставления, придирчиво оглядывая прическу воспитанницы и дополняя ее последними штрихами. – Не вздумай поправлять волосы руками, иначе наверняка сломаешь розу, которую я вставила. И вообще, любое проявление нервозности выглядит непривлекательно. Не забыла, как следует улыбаться и эффектно пользоваться веером? Он у тебя совсем не для того, чтобы бить мух.

– Постараюсь сделать все наилучшим образом, – заверила Джоанна, наклонившись к пожилой женщине и целуя ее в щеку. – Спасибо за помощь, дорогая Банч. Видишь, ты действительно можешь все организовать как надо.

– Бог видит, я стараюсь. – Банч быстро заморгала и провела пальцами по глазам, но тут же, будто испугавшись, поправила ими прядку седых волос. – Ужас как много пыли в этом доме. Это из-за того, что настоящую уборку здесь устраивают только по тринадцатым полнолуниям, и эта скаредная леди Оксли не приказывает слугам хотя бы мебель почаще протирать, правда, за исключением тех случаев, когда требуется произвести впечатление на гостей. Иди, дитя. Сделай так, чтобы я гордилась тобой в этот вечер. Ты так похожа на свою мать сейчас…

– Я постараюсь вести себя так, чтобы вы обе могли мной гордиться, – нежно сказала Джоанна, вытирая с щеки гувернантки слезы, которая та так старательно пыталась скрыть. – Пожалуйста, не жди меня. Я могу освободиться очень поздно, а тебе следует отдохнуть. Я тоже могу со многим справиться, хочешь верь, хочешь не верь.

– Я не сомневаюсь, что ты можешь справиться с чем угодно, но только если твердо решишь сделать это, – резко ответила Банч. – Вопрос в том, что ты решишь сегодня. Ну как бы там ни было, все, что могла, я сделала, остальное зависит от тебя.

Джоанна вышла в холл и встала рядом с тетей и дядей, чтобы, как они выразились, проводить последних припозднившихся гостей. Вечер, насколько Джоанна могла судить, прошел нормально. Тетушка Элис оправилась от своего подавленного состояния и блестяще исполняла роль заботливой матери, которая пытается подняться над своими проблемами, чтобы гостям было приятно и весело. Танцы были организованы прекрасно, и Джоанна участвовала во всех без исключения. Ноги ее теперь болели от различных кадрилей и хороводов, в которых им пришлось изрядно потрудиться, а губы почти свело из-за необходимости улыбаться в течение пяти часов. Тем не менее она заставила себя улыбаться, когда появившийся перед ними Холдинхэм склонился к ее руке. Его темные волосы были безукоризненно уложены, взгляд серых глаз излучал холодный расчет.

– Вы были сияющей звездой этого вечера, мисс Кару, – произнес он с заговорщической улыбкой, заглядывая ей в глаза.

– Отнюдь, – ответила Джоанна, молясь про себя, чтобы его пальцы поскорее оторвались от ее руки. Что в нем такого? Что заставляет Лидию думать, будто Джоанна не желает ничего иного, как только удалиться с ним в темную комнату и предаться любовным утехам? – Спокойной ночи, лорд Холдинхэм. Передайте привет вашему отцу.

Она высвободила руку. Холдинхэм на мгновение нахмурился, но появившиеся на лбу морщинки тут же разгладились и на лице появилась мягкая улыбка.

– Благодарю вас, мисс Кару. Я, безусловно, передам ваш привет по назначению. Надеюсь, что до нашей следующей встречи пройдет не так много времени – моя жизнь становится мрачной, если вас нет неподалеку, чтобы скрасить ее своим присутствием. Надеюсь, вы скоро выйдете замуж и сможете дарить мне свое общество чаще и регулярнее.

Джоанну так и подмывало остановить этот напор, посильнее наступив на мысок блестящей туфли Холдинхэма, но она только дежурно ему улыбнулась и отошла к следующему гостю. Впрочем, от Холдинхэма Джоанна чего-то подобного и ожидала. Кто несколько удивил ее необычным для него поведением, так это Генри Уамок. Сначала он по своему обыкновению следовал за ней по пятам, но примерно с середины вечера вдруг прекратил преследование и начал вести себя так, будто она стала невидимой или, по крайней мере, никогда не была объектом его внимания. Джоанна даже начала опасаться, что Уамок готовится сделать ей предложение и тем самым поставит в неловкое положение их обоих. Собственно, она уже давно чувствовала, что он может попросить ее руки в любой подходящий момент, только не говорила об этом Лидии, опасаясь еще большей заботы со стороны кузины.

Как раз в тот момент, когда Джоанна подумала об Уамоке, Генри появился в холле и, недолго поговорив с тетей и дядей, направился прямиком к ней. Внутри Джоанны все сжалось.

– Это самый прекрасный вечер из всех, на которых я присутствовал, мисс Кару, – сказал он, поклонившись. – Блюда, танцы, компания… О да, и компания! Я ухожу окрыленным человеком.