Кэтрин Кингсли - Звук снега

Джоанна опустила голову, прижав ладони к лицу, как привыкла делать в последние дни, когда ей было ужасно плохо. Однако сейчас голова была ясной, и эта поза просто помогала сосредоточиться.

Что ж, Майлз выздоровел, и его состояние более не может быть предлогом для того, чтобы оставаться здесь. О да, Гай, конечно, не будет торопить события. Он испытывает сильное чувство вины, считая, что она заболела из-за него. Отсюда и такая чрезмерная внимательность по отношению к ней. Кстати, эти его абсурдные незаслуженные самообвинения мешают и ей. Глядя, как он старается, просто невозможно отправить его заниматься более важными делами.

Очевидно, однако, что это чувство вины ослабнет, а затем и вовсе исчезнет, как уже происходит с его чувством вины за то, что произошло с Майлзом. Это естественно. То, что было, слава богу, больше никогда не повторится. Они очень привязались друг к другу за последнее время. Так, собственно, и должно быть у отца с сыном. Наблюдая за ними, когда они вместе, Джоанна испытывала настоящую радость. Майлз обрел любовь к отцу, а Гай наконец обрел сына. Но это означает и то, что она им больше не нужна, а значит, Гай рано или поздно исчезнет из ее жизни.

Зная его теперь достаточно хорошо, Джоанна не сомневалась, что это произойдет не резко, постепенно. Гривз начнет незаметно отстраняться от нее, станет, как и раньше, больше времени проводить с друзьями, охотиться, заниматься своими делами, то есть, в принципе, вернется к обычной для него жизни. А она продолжит присматривать за Майлзом, который, как бы сильно она его ни любила, был и останется не ее ребенком. Будет одновременно исполнять роли гувернантки, помощницы домоправительницы и зажившейся гостьи, довольствуясь крохами внимания, которые время от времени ей соизволит бросить Гай.

Джоанна с силой потерла глаза, не позволяя себе заплакать. Так жить она не сможет. Просто не сможет, и все. Гордость и чувство собственного достоинства не позволят. Значит, ничего иного не остается, как начать новую жизнь, вернувшись в Италию, которая, собственно, и является для нее самым родным местом. В конце концов, она уже почти шесть месяцев не рисовала по-настоящему.

Да, она должна поступить именно так. Решение было принято, хотя сердце при этом болезненно сжалось. Как только море после зимы станет достаточно спокойным для безопасного путешествия, она немедленно забронирует место на каком-нибудь судне, отправляющемся в Италию. А до отъезда постарается сама отдалиться от Гая. Только это позволит им обоим сохранить достоинство при расставании. Ни малейшего раздражения, никаких слез, ни одного упрека.

– Это бунт?

Она резко вскинула голову, оборачиваясь на голос. На пороге стоял Гай, оперевшись рукой о дверь и весело сверкая темными глазами.

– Гай… Я не ожидала, что ты придешь, – пролепетала Джоанна, чувствуя, как сердце медленно падает куда-то вниз. «Не сейчас, прошу тебя, Боже, не сейчас, когда я только что приняла окончательное решение».

– Надеюсь на это, – сказал он, проходя в комнату. – Ведь, судя по твоему виду, ты готовишься выбросить посетителя за борт и бросать вслед камни, чтобы он наверняка утонул.

Джоанна, не особо стараясь, изобразила улыбку.

– Извини. У меня сейчас не самое лучшее настроение.

– О, полагаю, я могу справиться с этой проблемой. Как насчет того, чтобы проковылять со мной вниз? Спрашиваю так только потому, что твоя гордость, как мне известно, не позволит, чтобы я нес тебя далее чем до дивана. Конечно, в том случае, когда у тебя есть выбор.

Намек был понятен. Ведь все то время, пока она была слишком слаба, чтобы ходить, Гай поднимал ее с кровати и относил на стоящий в детской диван, чтобы Уэнди и Шелли могли прибраться и проветрить ее комнату. О, если бы он знал истинную причину нынешних возражений против такой транспортировки. Пожалуй, он ее действительно отбросил бы как слишком горячий кусок пирога.

– Я пойду сама, спасибо, – ответила она. – Рада сообщить, что силы ко мне возвращаются. Я стараюсь постоянно маршировать в своей клетке, чтобы привести в нормальную форму мышцы.

– Звучит как рассказ льва из зоопарка, требующего предоставить ему свободу на том основании, что за время, прошедшее после пленения и связанных с ним издевательств, он стал чувствовать себя лучше и готов вернуться к прежней жизни.

– Я не буду кусаться, обещаю, – сказала Джоанна, умиротворенно улыбаясь. Какой бы усталой она ни была, Гаю всегда удается ее развеселить. – А раньше разве кусалась?

– Да, и довольно злобно, когда срабатывал твой инстинкт защитницы. Если развить тему зоопарка, Майлз для тебя – как львенок, а Лидия – львица-сестра. Отсюда агрессивная настороженность по отношению к льву-самцу, который решил вмешаться в ваши дела или, упаси боже, не исполняет своих обязанностей. Впрочем, надо признать, что некоторые укусы были вполне заслуженными. – Он набросил шаль ей на плечи и протянул руку. – Идем?

Джоанна ухватилась за нее, но постаралась встать самостоятельно.

– И куда мы пойдем? – спросила она. Неожиданное освобождение вызывало приятное волнение.

– А-а… – загадочно произнес Гривз. – Потерпи немного и узнаешь. Думаю, что легче всего из детского крыла нам будет спуститься по задней лестнице. Это избавит тебя от теплых шумных встреч и приветствий, и что еще важнее, это самый короткий путь, правда, не самый приятный в плане эстетики. Не возражаешь?

Джоанна покачала головой.

– Я же сказала, что чувствую себя совершенно нормально. Этого ужасного доктора надо бы самого заставить месяц пролежать в постели и посмотреть, как ему это понравится.

– Уверяю тебя, что он сразу стал бы царапаться и брыкаться. Доктора не знают, каково выполнять их рекомендации. Лично я окончательно решил, что тоже не буду их слушать. Ты достаточно насиделась в заточении.

Они прошли к задней винтовой лестнице, которой Джоанна никогда не пользовалась по причине крутизны. Трудно было поверить, что нашелся архитектор, придумавший для детей столь вероломное сооружение, свалиться с которого и сломать себе шею маленькому человечку ничего не стоило. Джоанна могла бы поспорить, что именно эту лестницу использовала миссис Лоппит, выводя Майлза на принудительные прогулки.

– Извини, – сказал Гай, неожиданно наклоняясь и беря ее на руки. – Опасная территория. Я на всю жизнь запомнил, как самым ужасным образом полетел отсюда вниз, когда мне было семь лет. Еще повезло, что я отделался только сломанной рукой.

– Ты прямо читаешь мои мысли, – ответила Джоанна, обхватывая руками его шею и крепко прижимаясь. – Я как раз думала о том, как страшно и трудно передвигаться по такой лестнице ребенку.

– Ты права. Однако должен напомнить тебе, что эта часть дома строилась вовсе не для детей. То, что осталось здесь от оригинальной конструкции, было некогда цистерцианским аббатством. В елизаветинские времена родоначальник нашего семейства купил его и почти полностью перестроил.