Джудит Макнот - Раз и навсегда

Прежде лорд Филдинг также был требователен и строг по отношению к прислуге, но строгость его ограничивалась пределами разумного. Теперь же, казалось, никто не мог угодить ему: любой слуга, попавшийся ему под руку, вероятнее всего, мог получить нагоняй. К сожалению, чем более несносным становился хозяин, тем энергичнее слуги кидались выполнять свои обязанности и тем более нервными и неуклюжими становились. Прежде в его хозяйстве все шло, как в хорошо отлаженном механизме. Теперь все суетились, сталкиваясь друг с другом, когда отчаянно спешили выполнить порученное им задание и при этом не попасть под горячую руку хозяина. В результате этого сумасшествия уронили и разбили драгоценную китайскую вазу, в столовой на обюссонский ковер опрокинули ведро с водой, приготовленной для умывания; словом, в доме царил хаос.

Виктория не могла не заметить сложившейся в доме обстановки, но когда она тактично попыталась заговорить об этом с Джейсоном, он обвинил ее в том, что она «подстрекает слуг к мятежу», а затем язвительно напомнил, как шумят ее гости, когда он садится за работу, и как он страдает от тошнотворного аромата цветов, которыми заставлен весь дом.

Дважды Чарльз пытался обсудить с ним второй список претендентов, но получил от ворот поворот.

Когда же Джейсон устроил выволочку Нортропу, напряжение в доме достигло апогея. Все это неожиданно получило свое разрешение в один из вечеров, через пять недель после того, как Виктория дебютировала в высшем обществе.

Джейсон работал у себя в кабинете и вызвал Нортропа, который в этот момент собирался поставить только что доставленный букет цветов для Виктории в вазу.

Чтобы не заставлять своего неуравновешенного хозяина ждать, Нортроп поспешил явиться, все еще держа в руках букет.

– Слушаю, милорд? – с опаской вопросил он.

– Как славно, – с сарказмом произнес Джейсон. – Еще цветы? Для меня? – И, не ожидая ответа, Джейсон выпалил: – Весь дом провонял этими чертовыми цветами! Выбрось этот букет, скажи Виктории, что я желаю видеть ее, и принеси мне это чертово приглашение к Фригли на сегодня. Не помню, в котором часу там начинается прием. И прикажи моему камердинеру приготовить на вечер мой официальный костюм. Ну? – резко сказал он. – Чего ты ждешь? Пошевеливайся!

– Да, милорд. Тотчас будет исполнено. – И Нортроп сломя голову бросился в холл, где налетел на О’Мэлли, который перед этим получил от Джейсона взбучку за то, что недостаточно хорошо вычистил туфли.

– Таким я его еще никогда не видел, – выдохнул О’Мэлли Нортропу, который, прежде чем позвать леди Викторию, поставил букет в вазу. – Его милость послал меня за чаем, а потом отругал за то, что я не принес ему кофе.

– Его милость, – высокомерно заметил Нортроп, – не пьет чай.

– Я сказал ему об этом загодя, – горько ответил О’Мэлли, – но он заявил, что я обнаглел.

– Так оно и есть, – ответил Нортроп, усугубляя натянутые отношения, сложившиеся между ними за двадцать лет совместной службы. И, самодовольно ухмыляясь, Нортроп вышел из холла.

В маленьком салоне Виктория в это время держала в руках письмо миссис Бэйнбридж, только что полученное по почте, и его строки сливались перед ее воспаленным взором.

«…Не знаю, как и сказать вам, но все же вынуждена сообщить, что Эндрю женился на своей кузине в Швейцарии. Я пыталась предупредить вас о вероятности такого исхода перед вашим отъездом в Англию, но вы не обратили внимания на мои слова. Теперь придется смириться с этим. Так что рекомендую вам подыскать более подходящего для девушки вашего круга жениха».

– Не может быть! Боже мой! – шептала в беспамятстве Виктория. Все ее надежды и мечты в одночасье рухнули вместе с верой во всех мужчин на свете. Перед ее мысленным взором возник образ красивого смеющегося юноши, перед которым она так часто гарцевала на лошади.

Никто не может сравниться с тобой в верховой езде, Тори… Она вспомнила его первый стыдливый поцелуй, когда ей исполнилось шестнадцать. Если бы ты была постарше, хрипло шептал он, я подарил бы тебе не браслет, а кольцо…

– Лжец! – с глубокой горечью прошептала она. – Лжец! – Горячие слезы жгли ей глаза и катились по щекам, медленно капая на бумагу.

В салон вошел Нортроп и громогласно заявил:

– Лорд Филдинг хотел побеседовать с вами в своем кабинете, а лорд Кроули только что приехал и спрашивает, не могли бы вы уделить ему… – Голос Нортропа затих, и воцарилось молчание. Виктория подняла на ошеломленного дворецкого горестные синие, заполненные до краев слезами глаза; затем вскочила, закрыла лицо руками и выбежала из салона. До дворецкого донеслось лишь тихое, разрывающее сердце рыдание, когда она пробежала через холл и вверх по лестнице.

Встревоженным взглядом Нортроп проводил плачущую графиню, а затем машинально наклонился и поднял упавшее с ее колен письмо, чтобы выяснить, какая ужасная новость могла привести леди в такое состояние. Он прочитал текст и, сострадая, прикрыл глаза.

– Нортроп! – как гром среди ясного неба прогремел голос лорда Филдинга из кабинета.

Нортроп молниеносно явился на зов.

– Ты сказал мисс Ситон, что я желаю видеть ее? Что там у тебя – приглашение от леди Фригли? Ну-ка давай его сюда! – Джейсон протянул руку, и его глаза от нетерпения сузились, когда дворецкий очень медленно, выпрямившись, будто аршин проглотил, подходил к столу. – Какого дьявола, что с тобой? – рявкнул Джейсон, выхватывая письмо. – Что это за мокрые пятна на бумаге?

– Слезы, – пояснил Нортроп, отводя глаза.

– Слезы? – повторил Джейсон, сосредоточиваясь на не очень разборчивых от влаги строчках. – Так это не приглашение, это…

Джейсон наконец разобрал, что читает. Закончив чтение, он со свистом вдохнул воздух и поднял разгневанное лицо:

– Он поручил своей матери сообщить Виктории, что женился на кузине. Этот безмозглый сукин сын!

Нортроп сглотнул.

– Я испытываю такие же чувства, – хрипло промолвил он.

Впервые за все это время в голосе Джейсона не прозвучала злая нотка:

– Пойду поговорю с ней. – И, отодвинув стул, он пошел к Виктории в спальню.

Как обычно, она не ответила на стук, и, как обычно, Джейсон поступил по-своему и вошел без стука. На этот раз, вместо того чтобы плакать в подушку, она смотрела в окно; у нее было смертельно бледное лицо, а плечи – такие жесткие и прямые, что Джейсону показалось, что он сам ощущает ее отчаянные усилия выдержать нанесенный ей удар и не согнуться ни в прямом, ни в переносном смысле. Он закрыл за собой дверь и замешкался, рассчитывая, что она привычно сделает ему язвительное замечание насчет незваного гостя, но когда она наконец заговорила, ее голос был настолько спокойным и бесстрастным, что он встревожился всерьез.