Вари Макфарлейн - Любовь как сон

– Ой. Не надо, не смотри! – выпалила она.

В обычное время ситуация могла получиться адски неловкая, но сейчас Анна смущалась только отчасти – а отчасти смеялась над этим уморительно жалким зрелищем. Слава богу, что она напилась.

Джеймс сунул рекламку обратно.

– Хорошая сегодня погода, правда? – спросил он.

Оба вновь расхохотались.

– Честно, я ума не приложу, почему у меня нет парня, зато есть пачка любовных романов и адрес пластической клиники. О господи… – Анна задрожала от смеха и зажала себе рот подушкой. – Не хватало только одиннадцати плюшевых мишек в постели.

– Ты накачала грудь и сделала новое лицо, чтобы скрыться от ФБР?

– Нет, я просто хотела удалить родинку. Маленькое пятнышко в виде надписи «Джеймс, не суй свой длинный нос куда не следует».

– Неплохо. Можно послать фотографию в журнал и неплохо заработать. «Моя оригинальная родинка отпугивает мужчин».

Анна вытерла слезы и вздохнула.

– Если тебе так уж хочется знать – а я вижу, что хочется, – год назад я совсем упала духом и решила сделать… подтяжку груди.

Джеймс наморщил нос. Нос, который пользовался бы бесконечным спросом, если бы его изобразили в рекламной брошюре хирургической клиники.

– С какой стати? По-моему, и так неплохо.

– Не знаю… С похмелья стало досадно. Мой бойфренд в универе наговорил мне гадостей. Правда, он говорил гадости обо всем, что касалось меня, так что, наверное, не стоило обращать внимания…

Анна понимала, что детские переживания вселили в нее привычку списывать свои проблемы на внешность. Она старалась избавиться от этой склонности – и подозревала, что ее неряшливый облик отчасти был связан с искренним нежеланием уделять себе много внимания. Из переделки под названием «похудеть» грудь Анны, к сожалению, вышла не без потерь. Когда она сбросила вес, бюст словно сдулся. Анна боялась, что при взгляде со стороны ее грудь выглядит как пустой мешок, цитируя Эгги.

Настало молчание.

– Значит, ты раздумала? – уточнил Джеймс.

– Да, скорее всего.

– Отлично. Это совсем не нужно.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, если бы у тебя были настоящие проблемы, ты бы решила их бесплатно, за счет страховки. А если ты хочешь сделать платную операцию, значит, признаешь, что это просто тщеславие.

Джеймс Фрейзер выговаривает ей за тщеславие? Жизнь иногда делает странные повороты.

– А если ты думаешь, что искусственная грудь нравится мужчинам, – продолжал он, – ну, не считая твоего придурка бывшего, – поверь: им все равно.

– Ты шовинист. Считаешь, что я лезу из кожи вон, чтобы привлечь мужчину. А может быть, я стараюсь ради самой себя.

– А разве нет? Если бы твою грудь похвалил Райан Гослинг, ты бы не стала волноваться. Значит, ты хочешь сделать операцию, чтобы угодить вкусам воображаемых мужчин в будущем. Но необходимости в этом нет, ведь они существуют только в воображении.

– Вот за это спасибо.

– Ох… извини, я неправильно выразился. Я имел в виду, что их вкусы и предпочтения воображаемы. На самом деле мужчины – прямолинейные существа. Или женщина нам нравится, или нет. Мы не медлим с вынесением решения и не стремимся взвесить все «за» и «против».

– С каких пор Райан Гослинг стал экспертом по сиськам?

– Ну так покажи их мне.

– Ты серьезно?

Джеймс кивнул, вытирая глаза. Он скрестил руки на груди и откинулся на спинку.

– Ловко придумано, – сказала Анна, усмехнувшись.

– Это беспроигрышная лотерея. Ты получишь объективное мнение незаинтересованной стороны: или комплимент, или приговор. Прежде чем отказаться, вспомни, что люди, которым ты заплатишь пять штук, будут не так уж объективны.

– С ума сойти.

Интересно… Незаинтересованная сторона. Объективное мнение. И вовсе необязательно так подчеркивать обоюдное отсутствие влечения.

– Ты ведь собираешься показывать грудь посторонним людям в клинике. По-моему, никакой особой разницы.

– Да, безымянным врачам-профессионалам, а не пьяному Джеймсу.

– Ну вот, а я думал, тут-то тебя и подловил. Но предложение остается в силе, если что.

Они снова рассмеялись, и Анна подумала, что нынче вечером речь о частях тела заходила слишком часто.

Джеймс сунул книгу на место, плюхнулся на кушетку и обвел взглядом комнату.

– А что… Надо же, как странно. Погоди… – проговорил он.

Он вытянул шею и уставился в угол, на подставку старенького абажура. А потом встал и двинулся к цели, прежде чем Анна успела спохватиться.

Она протрезвела ровно за четыре секунды. И испытала такой прилив адреналина, что чуть не взмыла над полом.

Там лежал ее школьный портрет, формата А4, в дешевой золоченой рамке, с пятнистым студийным фоном, который должен был изображать облака на синем небе. Этот снимок сделали в худшие годы Аурелианы. Волосы были собраны на затылке при помощи пластмассового зажима. Несколько кудряшек выбились и торчали вертикально, как чубчик у Тинтина. Аурелиана густо намазала волосы гелем, но эксперимент этот явно не удался. Только в четырнадцать лет возникает желание испробовать такой неуместный, совершенно не подходящий стиль.

Лицо, похожее на арабскую лепешку, было почти круглым, лоб покрывали прыщи, которые Аурелиана замаскировала густым слоем бежевого тонального крема. Получилось нечто вроде занятного лунного ландшафта над густыми, черными, похожими на гусениц бровями, которые сходились над переносицей. И выражение лица было весьма красноречиво. Аурелиана ненавидела фотографироваться, и объектив отвечал ей взаимностью. Она смотрела в камеру как на заклятого врага. Не столько улыбка, сколько искривленные губы, как у отрубленной головы предателя на пи́ке. На зубах виднелись массивные скобки.

Анна думала, что сожгла или выбросила компромат. Осталась одна-единственная школьная фотография, завернутая в коричневую бумагу и лежавшая на дне комода в маминой спальне. У Анны недостало сил лишить маму всех воспоминаний. Но, видимо, каким-то образом этот чудовищный реликт ускользнул от ее внимания.

Прерывисто дыша, она думала: «Как? Каким образом?» Она не держала в квартире, тем более на виду, никаких напоминаний о прошлом. И тут до Анны дошло. Фотография выпала из внушительной сумки с барахлом, которую она принесла с чердака и не успела разобрать. Сумка валялась на боку, и фотография под тяжестью собственного веса выскользнула из нее и упала на пол. Анна сочла жесткий прямоугольный предмет, попавший ей на глаза, старым пустым пеналом. Нежелание прикасаться к вещам, связанным с прошлым, и нелюбовь к наведению порядка сделали свое дело. В результате ее застали врасплох.

– Быть того не может, вы знакомы? – спросил Джеймс, вытаскивая фотографию. Стали видны бретельки сшитого мамой платья и многочисленные золотые цепочки, которые ей нравилось носить просто для шика.