Джудит Макнот - Королевство грез

– Ты глазам своим не поверишь, зал просто битком набит, – тараторила она в ложной уверенности, что вид толпы развеет страх Дженни перед встречей с будущим супругом. – Папа твой выставил сотню вооруженных людей в одном конце зала, а он – легкий оттенок высокомерия пояснил, что «он» – это Черный Волк, – чуть ли не столько же своих рыцарей прямо напротив, лицом к лицу с вашими.

Дженни деревянной походкой шагала по длинному коридору, считая каждый свой медленный шаг последним в жизни.

– Похоже, – натужно проговорила она, – готовятся к битве, а не к свадьбе.

– Ну да, только это не так. Не совсем так. Там, внизу, дворян больше, чем рыцарей. Король Джеймс, должно быть, половину двора отправил присутствовать на церемонии, и вожди соседних кланов тоже тут.

Дженни сделала еще один скованный шаг по протяженному темному коридору.

– Я видела, как они прибывали нынче утром.

– Да… Ну и король Генрих, наверно, пожелал, чтобы это стало поводом для особого торжества, ибо сюда явились английские дворяне всех сортов, а некоторые привезли с собой и жен. Чрезвычайно поразительное зрелище – шотландцы и англичане, в атласе и бархате, собравшиеся вместе…

Дженни повернула и принялась преодолевать короткие крутые пролеты лестницы, витками каменных ступеней сбегающей в зал.

– Там, внизу, очень тихо… – заметила она дрожащим голосом, стараясь уловить приглушенные звуки мужских голосов, преисполненных вымученного веселья, нервные смешки женщин… и ничего более. – Чем они все заняты?

– Ну либо обмениваются ледяными взглядами, – весело отвечала тетушка Элинор, – либо прикидываются, что не замечают присутствия в зале второй половины.

Дженни совершила последний поворот почти в самом низу лестницы. Помедлила, собираясь с силами, прикусила трясущуюся губу, потом вызывающе тряхнула головой, высоко вздернула подбородок и шагнула вперед.

Зловещая тишина медленно опускалась на зал при появлении Дженнифер, а представшая ее взору картина сулила мрачные предзнаменования не менее красноречиво, чем молчание. Факелы ярко пылали в гнездах, вделанных в каменные стены, бросая отсветы на застывших, недружелюбных зрителей. Под факелами недвижно высились вооруженные мужчины; леди и лорды стояли бок о бок – англичане в одном конце зала, шотландцы – в другом, точно так, как рассказывала тетушка Элинор.

Но не гости были причиной непроизвольной дрожи в коленках Дженни, а высокая мощная фигура, одиноко громоздящаяся в центре зала и созерцающая ее твердым сверкающим взором. Дьявольским призраком она вырисовывалась перед ней, в плаще винного цвета с черными полосами, пылая такой страшной яростью, что даже соотечественники старались держаться подальше.

Отец Дженни вышел, чтобы предложить Дженнифер руку, в сопровождении стражей по бокам, но Волк стоял один. Всемогущий и полный презрения к заклятым врагам, он открыто пренебрегал необходимостью защищаться от них. Отец продел руку Дженни себе под локоть, повел вперед, и широкая полоса, отделяющая в зале шотландцев от англичан, стала еще больше по мере их приближения. Справа от Дженни стояли шотландцы, обратив к ней суровые, гордые лица, выражавшие гнев и сочувствие, слева – надменные англичане, смотревшие на нее с холодной враждебностью. А впереди преграждала путь грозная фигура ее будущего супруга с чуть выдвинутой ногой, со скрещенными на груди руками; он разглядывал ее, словно она была неким мерзким созданием, ползущим по полу.

Не в силах выдержать этот взгляд, Дженни вперила глаза в точку, находящуюся над его левым плечом, в смятении гадая, отступит ли он в сторону, дав им пройти. Сердце ее колотилось о грудную клетку, как осадный таран, она вцепилась в руку отца, но дьявол отказывался пошевелиться, нарочно заставив их с отцом обойти его. Дженни почти в истерике сообразила, что это лишь первый акт презрения и унижения, которым он будет публично и наедине подвергать ее всю оставшуюся жизнь.

К счастью, особо раздумывать по этому поводу не оставалось времени, ибо другое кошмарное событие уже поджидало ее – подписание расстеленного на столе брачного контракта. У стола стояли двое мужчин, один из них был эмиссаром двора короля Иакова, другой – посланником двора короля Генриха; оба присутствовали на церемонии в качестве свидетелей.

Подойдя к столу, отец Дженни остановился и выпустил ее холодную, липкую ладонь, лишив своего успокаивающего пожатия.

– Варвар, – отчетливо проговорил он так, чтобы все слышали, – уже подписал.

Враждебность в зале выросла до угрожающе ощутимых масштабов при этих словах, распоровших воздух словно миллионы кинжалов, метнувшихся от шотландцев к англичанам и обратно. Застыв в немом упорстве, Дженни смотрела на длинный свиток, заключающий в себе все статьи, составляющие ее приданое, и необратимо, навечно приговаривающий ее к жизни жены и рабыни мужчины, которого она ненавидела и который ненавидел ее. В конце свитка герцог Клеймор нацарапал твердой рукой свою подпись – подпись ее захватчика, а теперь и тюремщика.

На столе рядом с бумагой лежало перо, стояла чернильница, и хотя Дженни заставила себя прикоснуться к перу, трясущиеся пальцы отказывались повиноваться. Эмиссар короля Иакова шагнул вперед. Дженни подняла на него беспомощный, сердитый, несчастный взгляд.

– Миледи, – проговорил он с сочувственной вежливостью и явным намерением показать англичанам, присутствующим в зале, что леди Дженнифер пользуется уважением самого короля Иакова, – государь наш, король Иаков Шотландский, поручил мне передать вам его поздравления и заверить, что вся Шотландия перед вами в долгу за жертву, которую вы приносите ради нашего возлюбленного отечества. Вы – гордость великого клана Мерриков, равно как и всей Шотландии.

Дженни заинтересовалась, нарочно ли он подчеркнул слово «жертва», а эмиссар взял перо и многозначительно протянул ей.

Словно со стороны она видела, как рука ее медленно поднялась, подхватила перо, подписала ненавистный документ, от которого Дженни, выпрямившись, все никак не могла отвести глаз. Точно приросшая к месту, она смотрела на свое имя, выведенное искусным почерком, в котором матушка Амброз заставляла ее практиковаться и совершенствоваться. Аббатство! Она вдруг не смогла, отказалась поверить, что Господь действительно допустил, чтобы это все с ней случилось. В самом деле, ведь за долгие годы, проведенные в Белкиркском аббатстве, Бог не мог не заметить ее благочестия, и послушания, и набожности… ну пусть попыток стать благочестивой, послушной и набожной. «Боже, пожалуйста, – обезумев, твердила она снова и снова, – не допускай этого…»

– Леди и джентльмены, – разнесся по залу, эхом отражаясь от каменных стен, решительный голос Стефана Уэстморленда, – тост в честь герцога Клеймора и новобрачной.