Шейла Олсен - Все оттенки роз

– Та самая?

Стюардесса улыбается.

– Да, ему нужно, чтобы в его жизни было что-то нормальное.

Мне стоило бы вежливо улыбнуться и отвернуться к окну. Окружить себя покровом молчания. Вместо этого я разворачиваюсь к ней и спрашиваю:

– А вы знаете, что с ним случилось год назад, что заставило его измениться, бросить музыку?

Она снова пожимает плечами.

– Точно не знаю. Конечно, ходили всякие слухи. Что от него забеременела какая-то девушка и он пытался держать это в секрете; что он увлекся наркотиками. Люди много чего говорят. Но все это было так не похоже на Тэйта. Что-то другое заставило его бросить музыку, что-то большее, чем все эти сплетни.

Самолет внезапно накреняется – мы снова попали в зону турбулентности, – и стюардесса хватается за спинку кресла, чтобы не упасть.

– Лучше пристегнитесь, – говорит она мне.

Турбулентность меня не беспокоит. Я невидящим взглядом смотрю в окно, когда мы начинаем снижаться. Под нами открывается серебристо-голубой Лос-Анджелес. Океан сливается с небом, и внезапно я ощущаю облегчение от того, что я дома.

Солнце стоит высоко в зените, когда мы приземляемся в том же самом частном аэропорту. Автомобиль Тэйта ждет на летном поле, у задней дверцы – Хэнк. При виде него у меня в горле встает комок, слезы подступают к глазам. Еще один человек, который бросил все свои рождественские дела ради Тэйта. Я шмыгаю носом и машу ему.

– Мисс Шарлотта, – кивает мне Хэнк, когда я подхожу.

Я сажусь на заднее сиденье машины и жду, пока Хэнк загрузит мои вещи в багажник.

Когда он садится за руль, я чувствую на себе его взгляд – мужчина смотрит на меня в зеркало. Я съеживаюсь на сиденье, молясь, чтобы он не произносил имя Тэйта и не пытался сказать мне, какой он хороший парень. Словно прочитав мои мысли, он издает тихий вздох.

– А теперь доставим тебя домой, Шарлотта.

Опускаю стекло – мне хочется ощутить на коже тепло калифорнийского воздуха. Когда мы трогаемся с места, высовываю руку в окно, ловя пальцами ветерок. У ворот аэропорта мы притормаживаем, ожидая, пока они откроются.

Они открываются, и вдруг я слышу внезапный гул голосов и бесконечные щелчки фотоаппаратов. Люди с камерами собрались за воротами, и теперь они окружили машину, с криками подобрались к моему окну, практически залезая внутрь. Я не успеваю закрыть лицо, уже слишком поздно, они меня сфотографировали.

– Шарлотта! – орут они. И до меня доходит: они знают, кто я. Откуда? И откуда они узнали, что я буду здесь, что сойду с самолета в рождественский день, учитывая тот факт, что мои планы резко поменялись в середине ночи?

Я вспоминаю слова стюардессы об экипаже самолета, о том, что Тэйт обычно летает с одними и теми же людьми, но сегодня были новые пилоты. Могли они?..

В любом случае сейчас это не имеет значения. Все уже произошло. И тем не менее я не могу побороть панику, лихорадочно пытаясь нащупать кнопку и поднять стекло, в то время как Хэнк понемногу пытается проехать через небольшую толпу.

– Шарлотта, Шарлотта ! – кричат папарацци. – Каково это – встречаться с самым сексуальным мужчиной на Земле? Вы познакомились с его родителями? Почему вы – почему сейчас? Он признался вам в любви?

Они не знают о том, что случилось, – что между нами с Тэйтом все кончено и поэтому я вернулась раньше. От этой мысли мне становится еще хуже.

Стекло наконец-то ползет вверх, изолируя меня от внешнего мира. Хэнк выворачивает на дорогу и давит на газ, уезжая от вспышек фотокамер.

Бабушка не стремится облегчить мое положение – по крайней мере поначалу.

– А ты чего ждала? – спрашивает она.

Совершенно раздавленная я ссутулившись сижу за столом, мой чемодан все еще стоит в коридоре.

– Это была ошибка, – выдавливаю из себя я. – Мне не стоило ехать.

Я вспоминаю о толпе фотографов в аэропорту, о вспышках камер. Миа говорит, что фотографии уже в Сети. В такие моменты я рада, что у меня нет Твиттера, Инстаграмма или Снэпчата, и мне не приходится смотреть на гифку, как я снова и снова пытаюсь поднять стекло.

Бабушка складывает полотенца в стопку и поправляет ряд баночек со специями на кухонной столешнице. Она расстроена. Когда она расстроена, она ходит туда-сюда, суетится, пытается чем-то занять руки.

– Прости, – говорю я ей. – Ты была права. Ты была совершенно права насчет него.

Она поворачивается и смотрит на меня, и я с удивлением понимаю, что в ее глазах стоят слезы.

– Бабушка, – едва слышно произношу я. – Мне так жаль.

Она делает глубокий вдох. Она обнимает меня.

– Все будет в порядке. Хорошо, что ты поняла это сейчас, пока все не зашло слишком далеко.

Но сейчас в ее объятиях я не могу подавить ощущение, что на самом деле все уже зашло слишком далеко. Я слишком далеко зашла. Я пережила слишком много. И теперь не знаю, как мне пережить что-либо еще.

Я возвращаюсь к учебе с облегчением – теперь мне есть чем занять свои дни. Последнюю неделю зимних каникул я почти безвылазно просидела дома, избегая любых напоминаний о Тэйте. Правда, отработала несколько внеурочных смен в магазине, но этого оказалось недостаточно, чтобы отвлечься.

Этим утром по пути на урок английского Карлос, обняв меня за плечи, вынуждает идти с ним в ногу.

– На самом деле мне никогда не нравилась его музыка, – говорит он, высоко подняв подбородок. Мы идем через море людей, и все глазеют на меня.

Теперь все знают. Все знают, что у меня, Шарлотты Рид, была любовная связь с Тэйтом Коллинзом. И теперь все на меня пялятся. Смотрят на меня так, словно пытаются увидеть нечто, чего не видели последние четыре года, разглядеть какую-то часть меня, которой не замечали. Но я все еще прежняя Шарлотта, по крайней мере снаружи.

– Не ври, – с усмешкой отзываюсь я. – Ты же помешан на его музыке.

Карлос откидывает волосы, которые лезут ему в глаза, и ворчливо произносит:

– Уже нет. Я удалил со своего ноута все его песни, даже альбом «Любовь – это глагол», живой звук. – Он делает паузу, словно ожидая, что это произведет на меня впечатление, а потом добавляет: – Я начисто выбросил его из своей жизни.

– Мне бы очень хотелось просто нажать удалить и выкинуть его из своей жизни.

– Должно быть приложение для этого.

– Ага, пожалуй, я бы заплатила за него девяносто девять центов, – с улыбкой говорю я.

Карлос заливается смехом, запрокинув голову.

– Вот видишь? Твое чувство юмора никуда не делось. С тобой все будет в порядке.

Я не так уж в этом уверена. Но дни и недели все равно кубарем пролетают мимо, хотя у меня и всплывают воспоминания о Тэйте: о его прикосновениях в тот первый вечер, когда мы танцевали на траве и он пел мне на ухо, о том, как изгибы его губ повторяли мои, будто мы созданы друг для друга. Я стараюсь притвориться, что ничего не случилось. Я с головой ушла в учебу, в работу. Я запихнула все купленные им в «Барниз» вещи в пакет – планирую отдать их Мие или в благотворительный магазин. Но все никак не могу собраться с духом и сделать это, поэтому держу их в дальнем углу шкафа, чтобы не попадались на глаза. К безмерной радости Мии, нянчусь с Лео по вечерам после работы, почти ни на секунду не оставаясь наедине с собой.