Софи Джексон - Унция надежды

– Я хочу, чтобы все прошло на высшем уровне. Чтобы Кэт была счастлива. Но и представить не мог, что женщины могут быть таким… таким…

– Кошмаром наяву?

– Да! – рявкнул Картер. – Да, черт бы побрал все эти приготовления!

– Может, тебе вообще не стоит жениться? – спросил Макс, обтирая о штаны левую ладонь, заляпанную краской.

– Я и сам иногда спохватываюсь: о чем только думал? – За несколько секунд молчания Картер немного успокоился. – Но знаешь, когда она говорит о приготовлениях… ты бы видел ее лицо! Я сначала злюсь, а потом прощаю ей все. Вот такой я придурок.

– У вас будет потрясающая свадьба. Я уверен.

– Да… Слушай, что это я все о себе да о себе? – спохватился Картер. – Как вы там провели День независимости? Оторвались по полной?

– Спрашиваешь! Дядин дом – просто чудо.

– Как же, помню. Давно я там не был. Надеюсь, у твоих все хорошо? Дядя Винс, надеюсь, здоров?

– Что ему сделается? Развлекал публику историями про меня.

– По-моему, я даже знаю, чем он тебя в краску вгонял. Поди, опять про тот долбаный лифчик с передней застежкой?

– Старый хрен неисправим.

Из мобильника донесся заливистый смех Картера.

– Я на него не в обиде, – сказал Макс. – Замечательно провел время.

– По твоему голосу этого не скажешь.

Макс шумно выдохнул. Он не собирался спорить с Картером. Тогда почему его выдал голос? Макс не приукрасил действительности: поездка на озеро, как всегда, была просто прекрасной. Четыре дня блаженного ничегонеделания. И тем не менее Картер уловил в его голосе напряженность.

– Я же чувствую, у тебя что-то не так, – пошел на новый заход Картер.

Они опять замолчали, слушая негромкий шум из динамиков своих мобильников.

– Может, расскажешь? – предложил Картер.

Макс ответил невразумительным междометием. Сам не зная зачем, потянулся к пульту, хотя давно не следил за происходящим на экране.

– Ты говорил с Тейтом? – допытывался Картер. – А с Эллиотом? Макс, если тебе что-то нужно…

– Картер, не накручивай! – перебил его Макс. – Со мной все в порядке. Никаких срывов не было, если ты об этом.

– Хорошо. Тогда в чем дело?

Макс лишь хмурился, пытаясь найти простой ответ на сложный вопрос. Наверное, ответ и не требовал особых поисков. Грейс. Вот в чем дело. Вернее, в ком. Но как рассказать об этом Картеру? Лучше промолчать. Во-первых, он толком не знал, что́ говорить. А во-вторых, не хотел, чтобы у Картера сложилось неверное впечатление.

Их общение с Грейс в доме на озере было просто потрясающим. При воспоминании о проведенных там днях у Макса и сейчас начинала слегка кружиться голова. Три дня назад они вернулись, и время потекло как прежде. Работа. Пробежки. И громадный невидимый слон, на которого они оба натыкались, оставаясь наедине. Настоящего траха между ними до сих пор так и не было.

Это ударяло ему по нервам, но еще сильнее – по яйцам, поскольку у физиологии свои законы. Макс ненавидел собственное терпение, но форсировать события не мог. Грейс пережила такое, что он понимал ее робость и небрежение к собственной сексапильности. Последнее вызывало у не го желание разложить Грейс на любой горизонтальной по верхности и заставить забыть все страхи, касающиеся секса.

Он хорошо помнил ночь после их возвращения из клуба: затея пьяной Грейс соблазнить его красным нижним бельем, закончившаяся свиданием с унитазом. Похоже, ей потом стало стыдно, и она сделала шаг назад. Внешне она оставалось той же веселой, компанейской Грейс, к которой он успел привыкнуть. Но к ней вернулась прежняя настороженность, как в первые дни их знакомства. Если не юлить с собой, Макса это цепляло. Он несколько раз спрашивал, не обидел ли ее чем-нибудь или, хуже того, испугал. Грейс только хохотала и отмахивалась, уверяя его, что все в порядке.

С ней действительно все было в порядке. Очень даже в порядке. Но не с ним, о чем она, кажется, забывала.

Макс провел ладонью по лицу, заметив еще одно невытертое пятно синей краски. Он ведь неспроста снова взялся за живопись. Туда Макс переправлял свои сладострастные мысли и мечты. Огонь желания он переносил в мазки и линии на холсте. Что бы там ни утверждали психологи, это не работало. Холсты забирали на себя только часть досады и злости, скопившихся в его душе. Бо́льшая часть оставалась при нем.

Может, утверждения психологов годятся лишь для людей без зависимостей? Может, потому они и рекомендуют таким, как он, не торопиться вступать в отношения? Слова Эллиота вдруг обрели смысл, которого Макс не понимал раньше. Ведь его желание потеряться в Грейс было столь же сильным, как желание получить дозу в первые дни нахождения в реабилитационном центре.

Вспомнив, что Картер до сих пор торчит на линии и ждет его ответа, Макс выругался и скороговоркой пробормотал:

– Чувак, ты меня извини. Мне тут надо двигать. Сейчас посмотрел на часы и вижу: опаздываю.

– Не буду тебя задерживать. – Чувствовалось, Картер не очень-то поверил. – В случае чего, ты знаешь, где меня найти. И будь осторожен. Слышишь?

– Обязательно буду. Ну, пока, братишка.

Закончив разговор, Макс бросил мобильник рядом с пультом и стал переодеваться. Он надел чистые шорты и кроссовки «Ванс», запихнул бумажник в задний карман, взял ключи и поднял картину, пылившуюся больше месяца. Им с Грейс нужен «ледокол». Пусть его произведение ломает незримый лед.

Грейс всегда открывала дверь, лучезарно улыбаясь. Так было и сейчас. Из ее гостиной неслись звуки песенки «Got to Give It Up» в исполнении Марвина Гэя. Макс невольно усмехнулся, усмотрев в этом иронию [10].

Макс тоже улыбнулся, ощутив волну беспокойства. Грейс встретила его в летнем платьице без лямок. Ногти на босых ногах были покрыты ее любимым голубым лаком.

– Привет! – поздоровался Макс.

– Привет. А мы что, собирались бегать? – удивилась она. – Я думала, ты сегодня работаешь с дядей Винсом.

– Я действительно работал. – Макс вдруг покраснел, как мальчишка, пойманный на вранье. – Но там кое-чего не завезли, и мы освободились раньше времени. Бегать сейчас жарковато. И потом, я вспомнил, что тебе понравилась одна моя картина. Вот, привез.

Он вспомнил и весь тот памятный день. Грейс тогда принесла ему пиццу. А еще, не ломаясь, сняла лифчик. Тогда он впервые сосал ее грудь.

– Ты серьезно? – обрадовалась Грейс. – И теперь эта картина – моя?

– Твоя. – Макс протянул ей холст. – Могу повесить, куда скажешь.

– Ой, спасибо. Какая красота!

Грейс снова залюбовалась золотистыми, коричневыми и карамельными тонами на полотне. Потом ее лицо, пусть и на мгновение, приобрело выражение, от которого все кишки Макса начали завязываться узлом.

– Я знаю, где твоя картина будет смотреться выигрышнее всего, – объявила Грейс, кивая в сторону гостиной. – Сегодня вечером я работаю, но время еще есть. Заходи, угощу тебя лимонадом.