Эрин Боу - Закон скорпиона

– Не смешите меня, – сказала Арментерос.

– Прекрасно, – махнул рукой ВЛ. – Мне все равно. Я дам ему лошадь. Пусть едет куда захочет. Но скажи ему, Уилма, что он должен исчезнуть, а то пожалеет.

– Поняла.

– Я не поеду, – сказал нам Элиан. – Никуда они меня не отошлют. – Он взял меня за руку. – Я дождусь, пока все закончится, – с бабушкой и с тобой, Грета. Ладно?

– Ладно, – согласилась я.

Он пошел вниз по склону, как Спартак: раб, который стал героем. Когда он подошел к Арментерос, она сграбастала его, как медведь, стоящий на задних лапах, и прижала долговязого внука к своему мягкому и энергичному телу. Но не прошло и трех минут, как они снова начали пикироваться. Только на этот раз – всего один раз – мне показалось, что Элиан победит.

Корабль улетел. Поднимаясь с земли, он выглядел несуразно громоздким – как если бы человек взлетал, махая руками. Но как-то все же поднялся. Набрал скорость, разогнав себя по индуктору. Оторвавшись от верхушки, полыхнули выхлопом двигатели – химические, ударившие жаром и вонью. Конвенция, ограничивающая применение ракетных двигателей только моделями на сжатом воздухе, военным, очевидно, казалась мелочью, которую можно игнорировать, посылая к черту экологический ущерб. Я мысленно сделала себе заметку: потом обсудить это с Талисом. Возможно, эту политику нужно будет поменять.

Ой.

Я только что сделала себе заметку насчет управления миром.

Талис когда-то был человеком. Амброз, наш аббат, управляющий этим жутким местом, – он был ребенком-заложником. Что с ними произошло? Что произойдет со мной?

Корабль удалялся, превращаясь в точку, а у меня внутри все сжималось.

– Пойдемте к реке, – предложила Да Ся.

– А нам позволят? – удивился Элиан.

– Мне – позволят, – уверенно сказала я.

Я радовалась этой уверенности – и пугалась этой радости. Власть еще не должна была изменить меня, и вряд ли это только власть. Интересно, как так получилось, что мальчик по имени Майкл превратился в монстра?

Мы собрали остальных и пошли через люцерну – которая уже здорово подросла; надо еще разок скосить, чтобы было чем зимой кормить коз, – и отправились на песчаный берег у излучины реки.

Вода была холодная и чистая, а в глубине поблескивали рыбешки.

Да Ся и Атта пошли по мелководью, с двух сторон поддерживая за талию Хана. Тот двигался между ними, как лунатик. Тэнди и Элиан пускали блинчики – кто дальше.

Я села на горизонтальную ветку тополя, висящую над водой, и принялась разглядывать на яркой поверхности свое отражение, которое поминутно искажалось и уносилось прочь.

Хороший день. Красивый.

Как и следовало ожидать, Элиан проиграл состязание – поскольку Тэнди никто никогда ни в чем не может победить – и подошел ко мне, встал рядом. Течение бурунами закручивалось у его ног и лизало край подвернутых камуфляжных брюк. Он положил мне руки на колени и запрокинул голову, заглядывая в лицо.

– В ту ночь в саду… – Он смущенно замолчал, сжав мне колени. – Я целовал тебя, и я бы поклялся… Мог бы поклясться, что ты отвечала.

Где-то у пупка начало крутить и разгораться жаром, расползаясь вверх и вниз.

– Да. Так и было.

– Но… – Он отпустил одну коленку и провел рукой себе по затылку, по вновь отросшим волосам. (Тем же движением, что и Талис.) – Ты же меня не любишь.

– Ох, Элиан. – Все было далеко не так просто. Отнюдь нет. – Я… Мне шестнадцать лет. И всю свою жизнь я проспала.

Я наклонилась вперед – так далеко, что упала бы с ветки, не поддержи он меня. Но он поддержал, и я заранее знала, что поддержит. Я доверяла ему и… любила его?

Поодаль Атта и Зи придерживали Хана, соединив руки у него на пояснице. Я наклонилась и поцеловала Элиана в губы. Нежно и медленно, один не торопил другого, оба растворялись в теплоте и радости, пусть и не в том, большем, чего он хотел.

– Ты разбудил меня, Элиан Палник.

– Как Спящую красавицу. – Он горько, грустно улыбнулся. – Моя принцесса.

Я не совсем это имела в виду – разбудил меня его крик, а не его поцелуй, – но пусть у него будет свое толкование. Почему нет? Поцелуй ведь тоже помог.

– Ты разбудил меня, – повторила я.

– А ты меня спасла.

Я снова поцеловала его, и он потянул меня еще дальше вперед, пока не стянул с ветки, и я оказалась в его руках. Он держал меня на руках, будто принц из сказки, – у него в руках, как в ночь на корабле, когда я была изранена и напугана. Но сейчас я чувствовала только… что меня держат. Бережно. Надежно. Покойно.

И естественно, Элиан Палник – которому покой всегда давался с трудом – выбрал именно этот момент, чтобы уронить меня в реку.

День второй был днем, когда Талис убил Уилму Арментерос.

Не хочу об этом. Вот голые факты. Он для этого использовал яблочный пресс и торс.

Толливер Бёрр все заснял. По-моему, ничего не имея против.

Еще один факт: обитель – место маленькое. В этот погожий сентябрьский день окна были открыты нараспашку, так что от звуков нигде не было спасения.

Да Ся взяла меня за руку, и мы убежали из нашей кельи. Вместе отыскали Элиана. Он сидел на кухне, спиной к печке, съежившись и дрожа. Мы взяли химический фонарь и бегом пронеслись все четыреста пятьдесят шагов тоннеля, выбежали наверх, к груде камней, побежали дальше, через вершину холма, в широкую золотую прерию. Там нашли воронку, где когда-то луч с неба преградил Элиану путь. Яма с выжженными стенками, до сих пор голая и гладкая, как блюдце, местами поросла кипреем, который уже выпустил свои длинные волоски семян – как фонтанчики пепла. Элиан перевалился через край, вжался в стену воронки и разрыдался.

Я обнимала его, пока крики в отдалении не прекратились, – и тогда он высвободился, бросился к центру воронки и снова упал на колени. На этот раз к нему подошла Зи и села рядом, взяла за руку. Я вертела в пальцах травинку – в моих чуть было не раздавленных пальцах, – и гибкий стебель распространял сильный и буйный запах, горький, как у тысячелистника. Семена уносил ветер.

Уилма Арментерос.

Талис пообещал сделать из нее легенду, и я не сомневалась, что у него получится.

Но и Спартак в свое время стал легендой, и не совсем в том смысле, как планировали римляне.

Крики прекратились, а мы все сидели в воронке. Ветер с ровным тихим шумом гнал по траве волны, словно по морю: яркие гребни соцветий, темные провалы. Цвели рудбекии, над цветками молочая летали бабочки. У меня сгорел на солнце нос. Наверное, мы очень долго просидели.

Пришел за нами в конце концов сам Талис. Вернее, пришел за мной, появившись у воронки – перепачканный кровью и широко улыбающийся. Он вел за собой Толливера Бёрра, держа его за надетый на шею провод.

– Привет, Грета! – сказал он. – Я думал, что на этом этапе ты захочешь присоединиться.