Ребекка Донован - Страдать, чтобы простить

– От твоей бабушки? – А я и не знал, что у нее, кроме Джорджа и ребятишек, есть родственники.

– Это мать моего папы, – едва слышно произнесла Эмма. – Она отреклась от него после моего рождения, так как они с Рейчел никогда не были женаты. – (Я постарался сохранять невозмутимый вид, хотя впервые слышал об этом.) – Эван, я не могу прочесть письмо, ведь она наверняка обвиняет меня в том, что я испортила жизнь ее сыновьям. И я не могу больше слышать от очередного члена семьи, что лучше бы мне не появляться на свет или что я недостойна любви. Просто не могу…

Я сделал глубокий вдох, чтобы вернуть себе хотя бы внешнюю невозмутимость. Эмму долгие годы терзали тяжелые комплексы, укорененные в ней женщиной, которую я глубоко презирал. Так вот они, ее страшные тайны, и она наконец открыла их мне. Что ж, я не имел права позволить кому бы то ни было ее обидеть.

– Я прочту за тебя это письмо, – сказал я. – Если оно не слишком приятное, можешь его даже не открывать. Но если я решу, что все нормально, придется тебе его прочесть.

– Идет, – облегченно вздохнула она.

Я поднялся с дивана, а она продолжала сидеть, ломая пальцы. Когда я направился в хозяйскую спальню, она молча последовала за мной.

У меня тряслись руки, и я не знала, как унять дрожь. Я собиралась предоставить ему возможность прочесть послание от бабушки в одиночестве, но не смогла. Нет, я непременно должна видеть его реакцию, когда он будет читать письмо, даже если он скажет, что не стоит его открывать.

Эван включил свет, и я залезла на кровать. Он пристроился на самом краешке, с письмом в руках, и поднял на меня глаза. Закусив губу, я кивнула, что можно начинать.

Он сковырнул печать, открыл конверт и достал исписанный от руки и сложенный пополам лист толстой бумаги. Глаза Эвана заскользили по ровным строчкам, и мой пульс сразу участился.

– Это не то, что ты думаешь, – наконец сказал он. – Хотя письмо произведет на тебя сильное впечатление. Ну как, прочитать вслух или справишься сама?

После секундного колебания я ответила:

– Нет, я сама. Только, пожалуйста, не уходи. Хорошо?

Итак, я собралась с духом и развернула письмо.

Дорогая Эмили!

Надеюсь, мое письмо найдет тебя в добром здравии. Прошу прощения, что наше первое знакомство оказалось таким обезличенным. Но с учетом сложившихся обстоятельств, полагаю, это даже к лучшему. Меня зовут Лора Томас. Я твоя бабушка со стороны отца.

После того, что произошло в Уэслине, Джордж решил, что для них с детьми будет лучше переехать ко мне во Флориду. И это меня несказанно обрадовало, поскольку я практически не видела внуков. Конечно, поменять место-жительство их заставили крайне прискорбные обстоятельства, однако я постаралась сделать все, чтобы они чувствовали себя здесь как дома.

И не было дня, чтобы дети о тебе не вспоминали. Они интересовались, как ты живешь и когда они смогут увидеть тебя снова. Как ты сама, вероятно, понимаешь, тема эта крайне деликатная, и мы ничего не можем сказать с полной определенностью. Джордж всячески избегает любых разговоров о тебе, а поскольку я, к сожалению, с тобой не знакома, то, естественно, не могу удовлетворить любопытство детей.

Джек со временем перестал задавать вопросы. Однако Лейла продолжает упорствовать. Она посвящает тебе рисунки, а в школе даже начала сочинять о тебе разные истории. Дети находятся под присмотром замечательного психотерапевта, который помогает им приспособиться к жизни без матери. Так вот, этот самый психотерапевт начинает выражать определенную озабоченность.

Я поинтересовалась у доктора, пойдет ли на пользу детям восстановление отношений с тобой, и получила утвердительный ответ. Джордж не знает о моем письме, поскольку вряд ли одобрил бы мою затею. Но Лейла для меня свет в окошке, так же как и ты, Эмили, для нее.

Итак, я спрашиваю твоего любезного согласия восстановить связь с твоими двоюродными родственниками. Мы можем переписываться – или в письменном виде, или по электронной почте. Затем, вероятно, можно будет начать общаться по телефону, а со временем, если ты захочешь, – и повидаться.

Однако я не обижусь, если ты отнесешься к моей просьбе с определенной долей настороженности. Я посылаю это письмо в первую очередь ради Лейлы. Мы с нетерпением ждем твоего ответа. Адрес электронной почты ты найдешь внизу.

Искренне твоя

Я трясущимися руками бросила письмо на прикроватный столик. Затем положила голову на подушку, дав возможность сухим словам моей бабушки проникнуть прямо в душу. Она связалась со мной не из стремления познакомиться лично, не из сожаления о том, что моя жизнь прошла без нее. И когда острота осознания прошла, истинный смысл письма буквально разорвал мое сердце на части.

Эмма явно пыталась скрыть нахлынувшие чувства, но я видел, что у нее дрожат губы.

– Ничего страшного, – успокаивал я Эмму. – Просто дай выход своим эмоциям.

Она прислонилась к моему плечу, и я притянул ее к себе. Мне казалось, что Эмма сейчас захлебнется в рыданиях, но она сдержалась, однако лицо ее было мокрым от слез.

– Я скучаю по ним, – глухо сказала она. – Я ужасно по ним скучаю. И всегда желала им только счастья.

– Понимаю. Они тоже по тебе скучают. И любят тебя так же сильно, как и ты их.

Она еще долго изливала свою тоску по детям, а придя в себя, отодвинулась от меня и вытерла красное лицо.

– Хватит, больше не желаю плакать, – заявила она. – А то мне уже начинает казаться, будто я только и делаю, что реву да копаюсь в своей душе.

– Эмма, ты не можешь держать все в себе. Плачь. Ори, если надо, но не позволяй накопившимся эмоциям разрушать нервную систему. Не стоит переоценивать свои силы. – Я ласково провел большим пальцем по ее влажной от слез щеке.

– Спасибо. – Долгий взгляд Эммы пронзил меня в самое сердце.

Я отдернул руку и поспешно отвернулся, чтобы не совершить опрометчивый поступок, сделав то, что сейчас больше всего хотел сделать. Эмма тем временем подложила под голову большую декоративную подушку, сбросив остальные на пол, и повернулась лицом ко мне.

Эван последовал моему примеру и устроился с другой стороны кровати.

– Ну как, полегчало немного? – Его серые глаза, казалось, просвечивали меня, точно рентгеном.

Однако я не стала отворачиваться, чтобы скрыть смятение. Я разрешила ему читать по моему лицу, как по открытой книге.

– Не знаю, что делать, – подложив руки под щеку, произнесла я. – Ужасно хочется их видеть. Но, боюсь, от этого всем будет только хуже. Надо все хорошенько обдумать.

– Ладно, – только и проронил он, хотя ему явно было что сказать.