Диана Гэблдон - Чужестранка. Книга 1. Восхождение к любви

Он, разумеется, мог заявить, что не собирается присягать Колуму и намерен вернуться в конюшню на теплое ложе… если хотел, чтобы его зверски избили или перерезали ему глотку. По-прежнему глядя на меня, он приподнял брови, пожал плечами и с улыбкой отдался на милость Уилли, который спешил к нему с целой охапкой белоснежного полотна и со щеткой для волос в руке. Охапку полотна увенчивала плоская голубая шапочка из бархата с прикрепленной к ней кокардой, за которую была засунута веточка падуба. Я взяла шапочку в руки, чтобы получше рассмотреть ее, пока Джейми облачался в чистую рубашку и со сдержанной яростью причесывал щеткой волосы.

Кокарда была круглая, с удивительно тонкой гравировкой. В центре – пять вулканов, изрыгающих языки пламени, а по краю шел девиз: Luceo non Uro.

– Излучаю свет, но не сгораю, – перевела я надпись вслух.

– Верно, барышня. – Уилли кивнул мне одобрительно. – Это девиз Маккензи.

Он взял шапочку у меня из рук и передал ее Джейми, а сам пошел за остальной одеждой.

– Я… я прошу прощения, – негромко сказала я, пользуясь отсутствием Уилли и подходя поближе к Джейми. – Я не предполагала…

Джейми, который с недовольным лицом рассматривал кокарду, посмотрел на меня с высоты своего роста, и жесткая линия губ немного смягчилась.

– Не тревожьтесь обо мне, англичаночка. Это должно было произойти рано или поздно.

Он открепил кокарду от шапочки и с кислой усмешкой взвесил ее на ладони.

– Вы знаете мой девиз, барышня? – спросил он. – Я имею в виду – девиз моего клана?

– Нет, – ответила я. – Какой же он?

Джейми подбросил кокарду вверх, поймал ее и осторожно положил в спорран. Холодно глянул через распахнутую дверь на собирающихся беспорядочными кучками членов клана Маккензи.

– Je suis prest, – ответил он на очень хорошем французском.

Обернулся и посмотрел на Руперта и еще одного огромного Маккензи, которого я не знала: лица у обоих пылали как от внутреннего воодушевления, так и от духа спиртного, принятого, как видно, в немалом количестве. Руперт держал длинный тартан цветов Маккензи.

Без долгих предисловий второй мужчина протянул руку к пряжке на килте Джейми.

– Англичаночка, вам лучше уйти, – посоветовал Джейми. – Женщине здесь не место.

– Я понимаю, – ответила я и получила в награду кривоватую улыбку.

На Джейми тем временем надели новый килт, а старый был из-под него просто сдернут к ногам, и, таким образом, скромность не пострадала. Руперт и второй мужчина взяли Джейми под руки и повели к выходу.

Я немедленно повернулась и направилась к лестнице на галерею для менестрелей, тщательно избегая смотреть на членов клана, мимо которых пришлось проходить. Свернув за угол, я остановилась и прижалась к стене, чтобы никто меня не заметил. Подождала, пока коридор на время опустеет, шмыгнула в дверь, ведущую на галерею, и поспешно закрыла ее за собой, прежде чем кто-нибудь вывернул из-за угла и заметил, куда я скрылась. Откуда-то сверху на лестницу падал свет, и я вполне благополучно поднялась по разбитым ступеням. Карабкаясь туда, откуда шел свет и доносился шум, я думала о последней фразе нашего с Джейми разговора.

Je suis prest – я готов.

Мне оставалось надеяться, что это так.

Галерея была освещена сосновыми факелами, которые то и дело давали ярчайшие вспышки, стоя в своих гнездах, окруженных черными пятнами сажи – следами предшественников. Несколько лиц повернулось в мою сторону, едва я появилась на галерее. Судя по всему, здесь, наверху, собрались все женщины замка. Я узнала Лаогеру, Магдален и некоторых служанок, которых мне приходилось встречать в кухне, – и, конечно же, величественную фигуру миссис Фицгиббонс, занимающую почетное место возле балюстрады.

Завидев меня, она дружески кивнула, приглашая подойти к себе, и женщины потеснились, чтобы дать мне пройти. Я подошла к перилам – и весь холл открылся предо мной.

Стены его были убраны ветками мирта, тиса и падуба; аромат этих вечнозеленых деревьев доносился и на галерею, смешанный с запахом дыма и мужских тел. Мужчин было несколько десятков, и у каждого одежда геральдической расцветки – у иных просто плед, наброшенный прямо на рабочую рубаху и потрепанные клетчатые штаны, да шапочка. Фасоны варьировались, но цвета оставались неизменными – темно-зеленый и белый.

Большинство, однако, было одето так же, как Джейми: килт, плед и шапочка, у многих прикреплены кокарды. Я отыскала глазами Джейми; по-прежнему мрачный, он стоял у стены. Руперт затерялся в толпе, но двое куда более крупных Маккензи стояли по левую и правую руку Джейми, точно телохранители.

Беспорядок и суматоха в холле поулеглись после того, как постоянные обитатели замка оттеснили вновь прибывших к нижней части зала.

Вечер был сегодня особенный, и кроме юнца, который обычно играл на волынке в одиночестве, появились еще два волынщика; гордая осанка одного из них, а также сделанные из слоновой кости наконечники трубок его инструмента свидетельствовали о том, что это признанный мастер. Он кивнул двум другим, и зал наполнился густым басовым гудением волынок. Менее крупные, нежели боевые волынки Северной Шотландии, эти производили тоже достаточно шума.

Но вот в басовую мелодию ворвалась пронзительная трель, от которой у слушателей закипела кровь. Женщины вокруг меня пришли в возбуждение, и я вспомнила строчки из «Мэгги Лодер» [20]:

Женщины на галерее если и не сходили с ума, то, во всяком случае, были в полном восторге и, свешиваясь через перила, оживленно переговаривались и воздавали дань восхищения то одному, то другому из прогуливавшихся по залу особенно нарядных представителей сильного пола. Какая-то девушка обратила внимание на Джейми и с приглушенным восклицанием предложила подружкам полюбоваться им. Тотчас начались оживленные перешептывания и мурлыканье по поводу его наружности. Впрочем, многие говорили не столько об этом, сколько о том, как это он явился присягать. Я заметила, что Лаогера, увидев его, так и просияла, и припомнила, как Алек говорил тогда в загоне, что ее отец ни за что не выдаст дочь за того, кто не из клана Маккензи. В самом ли деле он племянник Колума? Возможно, это лишь хитрость. Уловка, должная прикрыть человека, поставленного вне закона.

Музыка волынок достигла наивысшей громкости и страсти – и вдруг оборвалась. В полной тишине, наступившей в холле, Колум Маккензи появился в верхних дверях и торжественно прошествовал к воздвигнутому в почетном конце зала небольшому возвышению. Он не делал никаких усилий, чтобы скрыть свою немощь, но на этот раз и не выставлял ее напоказ. Он выглядел великолепно в своем лазурно-голубом кафтане, богато расшитом золотом, с серебряными пуговицами и розовыми шелковыми манжетами почти до локтя. Килт из тонкой шерсти спускался ниже колен, закрывая почти полностью ноги и короткие чулки. Шапочка голубая, но в кокарду вставлены перья, а не веточка падуба. Весь зал затаил дыхание, когда Колум занял свое место в центре возвышения. Кем бы еще он ни был, но актер он великолепный.