Диана Гэблдон - Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений

Однажды, через несколько дней после сцены в кабинете, я шагнула в пролом стены, окружающей разрушенное аббатство, и сразу обнаружила, что я здесь не одна. К порыжевшему могильному камню прислонилась молодая женщина, которую я видела у дверей кабинета Ловата. Ноги были вытянуты, как у аиста, руками она обхватила себя, чтобы согреться.

Я было повернула в сторону, но она увидела меня и знаком подозвала к себе.

– Вы леди Брох-Туарах? – спросила она тихим голосом с шотландским акцентом; впрочем, скорее это было утверждением, чем вопросом.

– Да. А ты… Мэйзри?

Слабая улыбка осветила ее черты. У нее было своеобразное, слегка асимметричное лицо, как на картинах Модильяни. Длинные черные волосы рассыпаны по плечам. В них поблескивала седина, хотя она, несомненно, была еще молода.

– Мне было видение, – сказала она.

Широкая улыбка раздвинула ее слегка кривой рот.

– Вы и мысли читаете? – спросила я.

Ветер, гуляющий меж полуразрушенных стен, унес вдаль звук ее смеха.

– Нет, миссис. Я читаю по лицам, а…

– А мое – открытая книга, я знаю об этом.

Какое-то время мы стояли рядом, глядя на небольшие подтеки грязи на камне и жесткую бурую траву, которой порос церковный двор.

– Говорят, вы Белая Дама, – выпалила вдруг Мэйзри.

Я чувствовала, что она внимательно меня разглядывает, но не ощущала никакой нервозности, обычной в таких случаях.

– Да, говорят, – согласилась я.

– О…

Она не сказала больше ни слова, просто стояла и рассматривала свои ноги, длинные и изящные, одетые в шерстяные чулки и кожаные сандалии. Мои собственные ноги, обутые более надежно, стали замерзать, и я подумала, что, наверное, она озябла до костей, если находится тут уже какое-то время.

– Что вы здесь делаете? – спросила я. – Аббатство – прекрасное тихое место в хорошую погоду, но не в холодную зимнюю слякоть.

– Я прихожу сюда подумать, – сказала она, погруженная в свои мысли, и слабо улыбнулась.

О чем бы она ни думала сейчас, мысли ее были не очень веселыми.

– Подумать о чем? – поинтересовалась я, пристраиваясь на камне рядом с ней.

На могильной плите была изображена фигура поверженного рыцаря, прижимающего к груди кинжал, рукоять которого походила на крест.

– Я хочу знать – почему! – с жаром сказала она.

Ее худое лицо вдруг побледнело от гнева.

– Что «почему»?

– Почему! Почему я вижу, что должно произойти, но ничего не могу сделать, чтобы остановить это или изменить. Какая польза от такого дара? Это не дар, а проклятие, хотя я ничем не заслужила его!

Она обернулась и злобно взглянула на Томаса Фрэзера, безмятежно смотрящего из-под шлема, сложив руки на рукояти меча.

– А может, это твое проклятие, старый греховодник? Или всей твоей проклятой семьи? Вы когда-нибудь думали об этом? – неожиданно спросила она, повернувшись ко мне.

Ее брови выгнулись дугой над карими глазами, в которых сверкали искры гнева.

– Вы никогда не думали, что дар, который мы получили, нужен не нам, а кому-то другому, а мы из-за него обречены на страдания. Никогда не думали об этом?

– Не знаю, – медленно произнесла я. – Хотя да, я вас понимаю. Конечно, вы все время задаете себе этот вопрос: ну почему я? И никогда не находите на него ответа. Вы думаете, что у вас есть дар, потому что таково проклятие семейства Фрэзер – заранее знать о времени смерти? Дьявольский замысел.

– Верно, дьявольский, – с горечью согласилась она и прислонилась спиной к саркофагу из красного камня, выглядывающему из-под снега. – А вы как думаете? Сказать ему?

Я вздрогнула:

– Кому? Лорду Ловату?

– Да. Его светлости. Он спрашивает меня, что я вижу, и бьет меня, если я отвечаю, что ничего. Он знает, он видит по моему лицу, когда у меня бывают видения. Но мне хватает силы лишь на одно – чтобы молчать.

Длинные белые пальцы нервно теребили складки мокрого плаща.

– Но ведь всегда есть какой-то шанс! – Голова Мэйзри была низко опущена, и капюшон плаща скрывал ее лицо от моих глаз. – Есть шанс, что после моих слов можно что-нибудь изменить. Время от времени так и бывает. Я сказала Лахлану Гиббонсу, что видела его зятя запутавшимся в водорослях и что морские угри выглядывали из-под его рубахи. Лахлан тут же отправился к зятю и продырявил его лодку.

Она засмеялась.

– Господи, какой тогда поднялся шум! Но когда на следующей неделе случился сильный шторм и трое рыбаков утонули, зять Лахлана сидел дома и ремонтировал лодку. А когда я увидела его в следующий раз, рубаха на нем была сухая и никаких водорослей.

– Да, случается и такое, – тихо сказала я. – Иногда.

– Иногда, – кивнув, повторила она, все еще не отрывая глаз от земли.

У ее ног лежала леди Сара Фрэзер. Надгробный камень венчало изображение черепа над перекрещенными костями, а надпись гласила: «Сегодня моя очередь, завтра – твоя».

– А иногда нет. Когда я вижу человека, завернутого в простыню, он заболевает, и тут уж ничего не поделаешь.

– Возможно, – ответила я, глядя на свои руки, лежавшие на камне.

Без лекарств, без медицинских инструментов, без знаний болезнь была неотвратимым приговором. Но если бы рядом оказался врач и ему было бы чем лечить, тогда другое дело. Возможно, Мэйзри видела тень подступающей болезни, вполне реальные, но еще излечимые симптомы, такие как лихорадка или сыпь. И недостаток медицинских знаний, неспособность прочитать эти симптомы приводили к смертному приговору. Так ли это? Я никогда не узнаю.

– Нам не дано знать, – сказала я, поворачиваясь к ней. – Нам открыто то, что неведомо другим, но почему и как – сказать не можем. Просто знаем, и все. Вы правы: это проклятие. Однако если ты владеешь знаниями, которые могут – теоретически – предотвратить беду… Ты думаешь, что такие знания способны принести вред?

Мэйзри покачала головой:

– Не знаю. Если вам станет известно, что вы скоро умрете, что вы будете делать? Совершите доброе дело или, зная, что это ваш последний шанс, отомстите врагу – иначе останетесь неотмщенной?

– Будь я проклята, если знаю.

Мы помолчали, наблюдая, как ледяная изморозь переходит в снегопад и легкие хлопья причудливым узором ложатся на разрушенные стены аббатства.

– Иногда я знаю: что-то должно произойти, оно совсем близко, – неожиданно заговорила Мэйзри. – Я стараюсь выбросить это из головы, не смотреть. Вот как с милордом. Я знала – что-то есть, но мне не нужно это видеть. Но он велел смотреть и сказать волшебное заклятие, чтобы видеть еще лучше. Я так и сделала.

Она вскинула голову, глядя на высившуюся над нами стену аббатства в охряных, белых и красных тонах, с известковой крошкой между камнями. Капюшон упал с ее головы. Рассыпавшиеся по плечам черные с проседью волосы развевались на ветру.