Диана Гэблдон - Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений

Он повернулся к Мэри, прислонившейся к обшитой панелями стене.

– До свидания, дочь. Постарайся… ну ладно. – Уголки его рта приподнялись, по-видимому, это должно было обозначать отцовскую улыбку. – До свидания, Мэри.

– До свидания, папа, – пробормотала она, не поднимая глаз.

Я переводила взгляд с одного на другого. Что, скажите на милость, делала здесь Мэри Хоукинс? Похоже, она гостит здесь. Скорее всего, хозяин дома имеет какое-то отношение к ее семье.

– Миссис Бошан? – Коротконогий толстый слуга кланялся рядом. – Его светлость хотят вас видеть, мадам.

Я повернулась, готовая следовать за слугой. Мэри вцепилась мне в рукав.

– Н-но… – начала она.

Я была так взвинчена, что засомневалась, смогу ли терпеливо ее выслушать, потому улыбнулась и потрепала Мэри по руке.

– Да-да, не волнуйся, все будет в порядке.

– Н-но это мой…

Слуга поклонился и бросился открывать дверь в конце коридора. Свет упал на богатую парчу и полированное дерево. На спинке одного кресла у стены я заметила вышивку – точное изображение того щита, что я видела у входа.

Изготовившийся к прыжку леопард держит в лапах букет лилий… или это крокусы? Тревожный звоночек прозвенел у меня в голове, когда тот, кто сидел в кресле, встал. Он повернулся, его тень упала на полированный косяк двери.

Голос слуги и последние слова Мэри, когда ей удалось наконец произнести их, прозвучали одновременно.

– …мой к-крестный, – сказала она.

– Его высочество герцог Сандрингем, – произнес слуга.

– Миссис… Бошан? – изумленно спросил герцог.

– Да, – слабым голосом ответила я. – Что-то вроде этого.

Дверь гостиной закрылась, и я осталась наедине с его светлостью. Последнее, что я увидела: Мэри неподвижно стоит в прихожей, глаза как два блюдца, а рот беззвучно открывается и закрывается, словно у золотой рыбки.

Огромные китайские вазы на столиках рядом с окнами. Кокетливая бронзовая Венера на камине в компании инкрустированных золотом ваз и серебряные с позолотой канделябры с ярко горящими в них восковыми свечами. Большую часть пола покрывал ковер, керманшахский, как я поняла; в углу стоял спинет; то небольшое пространство, которое еще оставалось, было занято мебелью, покрытой цветной мозаикой, и несколькими случайными статуями.

– Тут у вас чудесно, – любезно сказала я герцогу.

Он стоял перед камином, сложив руки ниже своей коротенькой куртки, и наблюдал за мной с выражением скрытого любопытства на широком румяном лице.

– Спасибо, – сказал он писклявым тенором, который так странно не вязался с его круглым телом и могучей грудной клеткой. – Ваше присутствие украшает это место.

Любопытство взяло верх над осторожностью, и он улыбнулся добродушной, обезоруживающей улыбкой.

– Почему «Бошан»? – спросил он. – Это, случайно, не настоящее ваше имя?

– Моя девичья фамилия, – выпалила я, и это была абсолютная правда.

Его широкие светлые брови поползли вверх.

– Вы француженка?

– Нет, англичанка. Но я ведь не могу назваться Фрэзер, разве не так?

– Понятно.

Все еще удивленно глядя на меня, он кивнул на маленькую кушетку, обтянутую парчой, изукрашенную резьбой и удивительно изящную; настоящая музейная вещь, как и все в этой комнате. Я как можно грациознее подобрала на одну сторону юбку и, делая вид, что не замечаю пятен грязи и конских волос, опустилась на золотистый шелк.

Герцог все еще медленно расхаживал перед камином с легкой улыбкой на лице.

Я боролась с приятной теплотой, которая окутывала мои ноющие ноги, угрожая увлечь меня в бездну усталости. Совсем не время терять бдительность.

– Кто же вы? – неожиданно спросил герцог. – Английская заложница, ярая якобитка или французский агент?

Я потерла двумя пальцами место чуть выше переносицы – там начала пульсировать боль. Правильнее всего было бы сказать: «Ни то, ни другое, ни третье», – но я боялась, что это заведет меня слишком далеко.

– Гостеприимство этого дома несколько уступает его обстановке, – сказала я как можно высокомернее, что при данных обстоятельствах было нелегко, но опыт светской жизни, приобретенный за время общения с Луизой, не пропал даром.

Герцог рассмеялся высоким младенческим смехом, похожим на писк летучей мыши, который мне довелось как-то услышать.

– Извините, мадам. Вы совершенно правы – я должен был предложить вам что-нибудь для подкрепления сил, прежде чем позволить себе задавать вопросы. Досадная невнимательность с моей стороны.

Он пробормотал что-то лакею, который появился на его звонок, и спокойно остался ждать перед камином, пока принесут поднос. Я сидела молча, оглядывая комнату и время от времени бросая взгляды на хозяина. Ни ему, ни мне пустая светская беседа была не нужна. Несмотря на его внешнее радушие, это было всего лишь вооруженное перемирие, и мы оба это понимали.

Мне же хотелось знать только одно – почему я здесь оказалась. Я нисколько не удивлялась тому, что людей интересовало, кто я такая. Черт возьми, теперь настала моя очередь удивляться: откуда вдруг появился герцог? Или откуда, по его мнению, появилась я? Он знал меня и раньше как жену владельца Лаллиброха. И вот я возникла на пороге его дома как английская заложница по имени Бошан, недавно освобожденная из рук шотландских якобитов. Достаточно, чтобы пробудить любопытство в ком угодно. Но его отношение ко мне определялось отнюдь не простым любопытством.

Принесли чай с пирожными и ячменными лепешками. Герцог взял свою чашку и движением брови указал на мою. Мы пили чай по-прежнему в молчании. Откуда-то из другой половины дома доносились приглушенные удары, похожие на перестук молотков. Нежное позвякивание чашки герцога о блюдце возвестило о возобновлении военных действий.

– Ну а теперь, – сказал он со всей твердостью, на какую способен человек с голосом Микки-Мауса, – позвольте мне начать, миссис Фрэзер… могу я вас так называть? Спасибо. Давайте начнем с того, что я уже знаю о вас довольно много. И намерен узнать больше. В ваших интересах отвечать на все мои вопросы честно и без промедления. Должен сказать, миссис Фрэзер, вас на удивление трудно убить, – он слегка наклонился ко мне, на его губах играла все та же легкая улыбка, – но я чувствую, что при определенной решимости с таким положением дела может быть покончено.

Я молча посмотрела на него, но ничего не сказала, и вовсе не из-за врожденной смелости – просто потеряла дар речи. Припомнив еще раз уроки Луизы, вопросительно подняла брови, отпила глоток чаю и изящным жестом промокнула губы салфеткой с монограммой.

– Вы сочтете меня глупой, ваша светлость, – вежливо сказала я, – но я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите.