Николь Фосселер - По ту сторону Нила

Огромная тень заслонила от Грейс солнце, и она подняла голову.

Над ней стоял Аббас с дымящимся пистолетом в руке. Он презрительно посмотрел на Лена, а потом перевел взгляд на нее.

– Отныне никто не посмеет направить на тебя оружие, мисс Грейс, – тихо провозгласил он.

– Грейс… – прошептал Леонард.

– Я здесь, Лен… – Грейс положила ладонь на его щеку.

Он сжал губы, как видно пытаясь улыбнуться.

– Мне жаль, что все так вышло, Грейс… Я… просто я очень любил тебя.

– Я знаю, Лен. – Она провела пальцами по его лицу.

– Ты можешь… можешь взять меня за руку?

– Конечно. – Грейс сжала его холодные, как лед, пальцы.

– Хорошо…

Его глаза забегали и остановились, встретив взгляд Грейс. Последняя улыбка, будто солнечный луч, озарила лицо Лена.

– Грей…си…

Солнце припекало в полную силу, но Грейс не замечала его палящих лучей, пока держала за руку умирающего Леонарда. Она оплакивала его, старого друга, почти брата, быть может, мужскую половину ее собственного «я». Она горевала по маленькому белокурому мальчику, который однажды подарил горсть мокрых ромашек девочке с большим бантом в пшеничных волосах. Его поцелуй пах яблоками и сливочным тортом. Потом из мальчика вырос мужчина, который не забыл детской привязанности своего сердца. Так родилась любовь, которая принесла такие горькие плоды.

Грейс оплакивала и себя, и Джереми, и потерянные годы, и все то счастье, которое забрала у них эта война.

– Но это невозможно…

Ройстон тер кулаками глаза.

Вот уже больше месяца как ему сообщили о гибели Леонарда от рук разбойников в окрестностях Асуана, а он до сих пор ходил как помешанный. Известие о смерти Лена потрясло не только семью, потерявшую своего старшего сына и наследника, но и всех тех, кто знал этого солнечного юношу, а тем более тех, кто, как Ройстон, был связан с ним узами многолетней дружбы.

– Это ирония судьбы, – бормотал Стивен. Он сидел в инвалидном кресле, запрокинув голову, и щурился на робкие лучи весеннего солнца. – Именно Леонард, известный счастливчик, который всю войну прошел с царапиной на лице.

Ройстон устроился на скамейке, уронив руки на колени, и смотрел вдаль. Стоял только конец марта, а природе как будто не терпелось сбросить с себя любое напоминание о зиме. На деревьях уже пробивалась бледная зелень, набухали белые, нежно-розовые и желтые почки, заливались счастливые птицы. Радостный Генри, которому были неведомы терзания человеческого сердца, гонял по уже покрытой сочной травой лужайке одному ему видимых кроликов.

– А что слышно о Грейс?

Стивен, не размыкая век, покачал головой:

– Ничего. После той открытки из Каира.

Ройстон задумался. Как все-таки тесно переплетаются в жизни счастье и горе, радость и смерть.

– Ну, и каково оно, быть женатым человеком? – спросил он Стивена.

Стивен засмеялся так, что заходил ходуном кадык на костлявом горле.

– Все еще сомневаешься? – Он выпрямился и посмотрел на друга. – С Бекки мне хорошо. – Стивен вытащил из кармана пиджака сигареты, закурил сам и протянул портсигар Ройстону. – Очень хорошо. – И уже тише добавил: – Я перестал видеть кошмарные сны с тех пор, как она спит со мной. – Он снова поднял голову, глядя куда-то в кроны дубов. Ройстона растрогало умиротворенное выражение его лица. – Бекки… – чуть слышно повторил Стивен. – Бекки – это лучшее, что есть и могло бы быть у меня.

На губах Стивена заиграла улыбка, смущенная, как у влюбленного школьника, и в то же время блаженно-радостная, как у пожившего человека, которого после стольких лет страданий судьба наконец-таки наградила счастьем.

– Мне приятно это слышать, – сказал Рой.

Стивен кивнул, и в глазах у него загорелись огоньки, не то насмешливые, не то задорные.

– Рад был с тобой повидаться. – Он хлопнул приятеля по плечу, зажал сигарету в углу рта и поднял тормоза. – Бывай! – Стивен стремительно покатил в сторону дома.

– Эй! – закричал ему вслед Ройстон. – Я что-то не так сказал?

Стивен остановился, вынул сигарету изо рта и хмыкнул.

– В этой жизни мне уже не суждено быть спринтером, – бросил он Ройстону через плечо. – Однако не думай, что моя голова работает так же плохо, как и ноги! Разве я не понимаю, ради кого ты так часто являешься в Шамлей Грин? – Он снова развернул кресло в направлении дома. – Она в ротонде, как всегда!

Ройстон покраснел до кончиков волос. Он стыдился и того, что Стивен видел его насквозь, и своих чувств к Аде. К младшей сестре Стивена, которую всегда помнил такой маленькой и робкой, к бывшей возлюбленной своего друга, которого Ройстон похоронил под Абу Клеа. Но, прежде чем он успел отреагировать на слова Стивена, тот уже скрылся в доме. Ройстон уперся локтями в колени и уронил голову на руки.

Они часто гуляли вместе с того самого сентябрьского дня, огромный Ройстон и маленькая, нежная Ада. Рука об руку бродили они по саду, голым осенним полям и припорошенным снегом зимним пустошам, вдоль скованной наледью или весело журчащей Кранлей. Они говорили о Саймоне и войне, о жизни и смерти. И о том, что их судьбы сложились совсем не так, как они когда-то думали. Ройстон пришел к выводу, что должен проводить как можно больше времени в Эстрехэме, откуда рукой подать до Шамлей Грин. А когда Ада снова отправилась в Бедфорд, он стал заезжать за ней туда, чтобы забрать на концерт или на выставку. Так у них появлялись новые темы для разговоров.

Ройстон убрал руки от лица и в задумчивости потер пальцы. Отсюда хорошо просматривались белые колонны ротонды на фоне дубовой рощицы. Самым разумным сейчас было бы просто уйти, не поздоровавшись с Адой. Однако желание видеть ее пересилило. Ройстон медленно встал и, глубоко спрятав руки в карманах, вразвалочку побрел через лужайку.

Она сидела на нижней ступеньке освещенной солнцем ротонды, одной рукой придерживая поднятый воротник своего темно-синего жакета, а другой – открытую книгу на коленях. В ушах болтались изящные серьги, которые в сочетании с высоко поднятыми волосами делали ее взрослой. У Ройстона защемило сердце, когда Ада подняла на него улыбающиеся глаза.

– Привет, Ройстон.

– Привет, Адс, можно присесть?

– Конечно.

– Как дела? – спросил Ройстон, опускаясь на скамью.

Ада посмотрела в сад и задумчиво кивнула.

– Думаю, все в порядке. Более-менее. – Она захлопнула книгу и выпрямилась. – По крайней мере, теперь у меня есть то, что принято считать нормальной человеческой жизнью.

– И тебе все еще не наскучило учиться? – Ройстон кивнул на книгу.

– О нет! – воскликнула Адс.

Она вспомнила Бедфорд, ставший для нее вторым домом, несмотря на связанные с ним самые тяжелые моменты ее теперь уже двадцатитрехлетней жизни; свою уютную съемную комнатку в Мэрилебоне [21], откуда она в будние дни отправлялась в колледж, чтобы на старом «Бехштейне» [22]открывать юным воспитанницам нежную прелесть Шопена или чарующую мощь Бетховена. В студии для занятий изобразительным искусством она учила их обращаться с углем и акварелью, рассказывала о перспективе, игре света и тени и приемах старых мастеров. А иногда отправлялась вместе с ними в Национальную галерею, что на Трафальгарской площади, чтобы дать девушкам возможность увидеть шедевры воочию. Она смотрела на лица своих подопечных, сосредоточенные и воодушевленные, разочарованные и равнодушные. Среди них попадались миловидные, почти красавицы, и незаметные серые мышки, умные головы, утонченные души и недалекие простушки. Одним из них нравилось учиться, других к этому принудили родители; были здесь и те, кто коротал в колледже время до свадьбы, а другие вовсе не строили планов на замужество и хотели посвятить свою жизнь работе. Встречались темпераментные, самоуверенные, даже дерзкие, и тихие от природы девушки, которые от застенчивости почти не раскрывали на занятиях рта.