Николь Фосселер - По ту сторону Нила

Отмечали ли вы Рождество и Новый год?

У нас в Шамлей Грин праздники получились грустные: Гладди с нами больше нет. Думаю, он очень ждал нас с Адс на каникулы, а утром 2 января папа обнаружил его внизу, в коридоре, вместе с коробкой…

Грейс смахнула слезу.

Все мы были очень к нему привязаны. В конце концов, в его компании я провела половину детства и всю свою молодость. Аде особенно тяжело: ведь ей исполнилось всего шесть лет, когда Гладди появился в доме. Даже Табби ведет себя беспокойно и все время будто что-то ищет. Первое время она ревновала его к нам и даже жестоко поцарапала пару раз. Тогда он был щенком и пытался играть с ней.

Мы похоронили его в саду под дубами. Папа с Беном, несмотря на старые раны первого и натруженную спину второго, из последних сил долбили мерзлую землю. Они не захотели, чтобы им помогал кто-то из нас, женщин. Весной мама посадит цветы на могиле Гладди. Что-нибудь такое, что напоминало бы нам о нем. Могу ли я попросить тебя утешить Стиви, по-вашему, по-мужски?

Сегодня вечером Адс ушла в Оперу с лордом и леди Элфорд, которые сейчас в Лондоне и на завтра пригласили нас на чашку чая. Сегодня я отказала себе в удовольствии общаться с ними ради работы над эссе по французскому языку. Собственно, изначально я хотела написать о Бодлере, но…

Грейс подняла голову. Рука сама собой потянулась к томику, занимавшему почетное место в секретере среди ее любимых книг, и погладила потрепанную кожу корешка. Грейс задумчиво улыбнулась, однако в ее глазах заиграла озорная искорка.

…но когда месье Эсклангон об этом услышал, его чуть не хватил удар. (Выходит, ты все-таки оказываешь на меня дурное влияние.) Итак, остановились на Дюма… Эсклангон много требует. Наверное, мне за всю жизнь не приходилось столько зубрить, как в прошлом месяце. А немецкий! Чудовищно трудный язык… Я из последних сил штурмую эту жуткую грамматику. Неужели тебе в Сандхёрсте приходилось так же туго? Однако работа, по крайней мере, отвлекает меня от тяжелых мыслей. Тем не менее я постоянно думаю о тебе! Я спрашиваю себя, что ты сейчас делаешь, как себя чувствуешь. Мыслями и сердцем я всегда с тобой.

В новом году я желаю тебе всех мыслимых благ, Джереми. Я хочу, чтобы ты вернулся в Англию здоровым и как можно скорей. Ответь мне, как только представится возможность, потому что сейчас твои письма для меня – часть тебя самого, которая всегда со мной.

Грейс заклеила конверт, написала адрес полевой почты Джереми и приклеила марку. Утром, отправляясь на завтрак, она бросит письмо в почтовый ящик в холле.

Взгляд Грейс упал на мальтийский подарок Джереми – гладко отполированный волнами камень, который она использовала вместо пресс-папье, и на открытку от Сесили под ним. Это был раскрашенный снимок неуклюжего здания какого-то отеля во Французской Ривьере, где в декабре Сис отдыхала с матерью. Пальмы на фоне неправдоподобно голубого моря казались искусственными. Подруги Грейс, как и она сама, были подавлены разлукой с любимыми и всячески старались на что-нибудь отвлечься. Грейс поймала себя на том, что не слишком скучает по Сис, а тем более по Бекки, и ей стало стыдно. Но стоило потянуться за чистым листком бумаги, чтобы написать Бекки, как чуть пониже окна раздался приглушенный стук копыт, а затем скрип колес.

Грейс встала и выглянула на улицу, покрытую коркой плотно утрамбованного и смерзшегося снега. А с мутно-голубого неба все еще летели хлопья и искрились в свете фонарей и окон.

Кучер спрыгнул с козел и, распахнув дверцу повозки, помог выйти Аде. Она сказала что-то оставшимся в экипаже, рассмеялась, подняв в знак приветствия руку, и, подобрав юбки, поспешила в дом.

Немного погодя Грейс услышала под дверью легкие шаги сестры, а потом и ее голос:

– О да… чудесный вечер… Спокойной ночи, Хетти!

Дверь распахнулась и тут же захлопнулась. Ада повисла на шее Грейс.

– Привет!

– Уф, у тебя не нос, а сосулька, – смеясь, проворчала Грейс.

– Мне ужасно холодно, – дрожа, ответила Ада и устремилась в другой конец комнаты переодеваться.

– Хочешь чаю?

– С огромным удовольствием! Ты мне не поможешь? А то я насмерть замерзну в этой хламиде.

Не успела Грейс расстегнуть последний крючок ее нежно-фиолетового платья, как Ада уже бежала к ночному столику, чтобы убрать украшения. Потом она скрылась за ширмой и все это время не переставала рассказывать.

Какая замечательная постановка! Меццо-сопрано была удивительна. А баритон не только потрясающе пел, но и оказался красивым мужчиной. Декорации и костюмы выше всяких похвал! А музыка…

– Я еще поищу ноты…

Грейс улыбалась, разливая чай. С тех пор как обе вернулись в Бедфорд и Ада рьяно и без всякого страха взялась за учебу, Грейс не узнавала свою младшую сестру – такой живой, уверенной в себе и взрослой она стала. Как будто все эти качества и раньше были в ней, но в непроявленном состоянии, а теперь открылись, подобно распустившимся бутонам. Эти изменения не ускользнули и от внимания родителей, когда дочери приехали домой на каникулы. Грейс бросила на отца многозначительный торжествующий взгляд, в ответ на который он поцеловал ее в висок.

– Тебе привет от Дигби-Джонсов.

Ада вышла из-за ширмы. Элегантная молодая дама снова превратилась в девочку в не по размеру просторной ночной сорочке с длинными рукавами, шерстяных носках и с заплетенными в косу волосами. Она подвинула к секретеру табурет, села на него и взяла у Грейс чашку.

– Спасибо, мое сокровище. Жаль, что сегодня вечером тебя с нами не было.

– Мне тоже, – кивнула Грейс.

– Как твое эссе?

Грейс поморщилась.

– Еле-еле. Хорошо, что у меня в запасе есть еще несколько дней.

Ада понимающе кивнула.

Поток ее красноречия иссяк, радостное возбуждение улеглось. Сестры молча пили чай, пока лицо Ады не озарилось счастливой улыбкой.

– А знаешь, Грейс, что сказала мне леди Элфорд? – Она посмотрела на сестру поверх чашки и коротко рассмеялась. – Я – первая девушка, которую Саймон представил родителям.

– Это хороший знак, – подмигнула ей Грейс.

«Ты действительно так думаешь?» – хотела спросить Ада, как полагается младшей сестре, которой так важно знать мнение старшей. Но вместо этого уверенно кивнула:

– Да, я тоже так считаю.

Она поставила блюдце себе на колени и обеими руками взяла чашку. Сейчас было самое время признаться Грейс, чем они с Саймоном занимались в старом садовом домике в Эстерхэме. Ведь в один из ноябрьских вечеров в этой же самой комнате, у камина, Грейс открыла ей, что обещала выйти замуж за Джереми. Но Ада не смогла. Эта тайна, которая принадлежала только ей и Саймону, будто делала ее чуточку взрослее и приближала к сестре. Словно Ада сделала шаг, уменьшивший разделявшие их четыре года.