Николь Фосселер - Сердце огненного острова

– Где мой отель? – испуганно спросила она, выглядывая наружу, но ничего не могла разобрать при молочном свете газового фонаря, сквозь дождь и туман. Лишь теперь она сообразила, что они ехали гораздо дольше обычного времени, которое уходило на дорогу от клуба до отеля «Дес Индес». Должно быть, Джеймс приказал кучеру проехать мимо. Ей стало страшно.

Джеймс вздохнул, повернулся к ней, и она невольно отпрянула назад.

– Тс-сс, – сказал он и осторожно взял ее повыше локтя, там, где руку прикрывали узкий рукав зеленого платья и шелковая шаль. Но она вырвалась и забилась в дальний угол ландо.

– Не бойтесь, – пробормотал Джеймс. – Я не сделаю вам ничего плохого. – Он оперся локтем о спинку кресла, направил на Флортье долгий взгляд и снова вздохнул. – С того первого вечера в клубе, – тихо начал он, – я спрашиваю себя, кто вы такая. Эду с восторгом говорил о вас, как об уверенной в себе и общительной светской даме. Но, когда я пригласил вас на танец, вы показались мне юной девочкой, и я не понимал, почему вы молчали – то ли от высокомерия, то ли просто от робости. То ли вы авантюристка, нацелившаяся на деньги Эду, и боялись, что я разоблачу вас и сорву все ваши планы. – Флортье незаметно вздрогнула. – Ведь не слепой же я и, конечно, вижу, как вы, с вашей внешностью, вскружили ему голову. Я тоже не остался равнодушным к вашему обаянию. – У Флортье вспыхнули щеки, а на губах заиграла радостная улыбка. – Но все-таки долго не знал, что мне делать с вами. С хорошенькой гусыней, лепечущей о пустяках, у которой в голове лишь мода и шляпки, которая хлопает ресницами, строит глазки и пытается обвести меня вокруг пальца. Которая вся трепещет, когда мы проходим мимо дорогих лавок, потому что ожидает, что я засыплю ее драгоценностями, а затем и комплиментами, как влюбленный болван. – Его слова звучали для Флортье как пощечина; она опустила глаза и смотрела на свои перчатки. – Но бывали и другие моменты. Когда мы болтали на разные темы и смеялись. Когда вы внимательно слушали меня, весело и остроумно отвечали. И тогда мне казалось, что вам нравится быть рядом со мной. Может, я и ошибался, но в такие моменты у меня возникало ощущение, что я интересен вам просто как человек. Без всяких задних мыслей.

Он замолчал, и его молчание казалось Флортье долгим и мучительным, тем более, что ей нечего было ему ответить.

– Мне кажется, что я немного начинаю вас понимать, – продолжал он шепотом. – Наконец-то. Теперь я вижу, что вот тут у вас, – из-под опущенных ресниц она увидела, как он постучал пальцами по своей груди, – сидит боязливая девочка. Эта девочка прячется за внешней бойкостью и кокетством, чтобы чувствовать себя уверенно, хотя, может, это ей и не нужно, если к ней отнесутся с добром. Девочка, сердце у которой на правильном месте. Девочка, с которой можно красть лошадей. – Немного помолчав, он добавил: – Поправьте меня, если я ошибаюсь.

Флортье открыла рот и снова закрыла. Сначала его слова обидели ее, но потом он сказал про нее такие прекрасные вещи, что душа затрепетала от радости.

– И такая девочка… – тихо проговорил он, – такая девочка мне очень нравится.

Она вздрогнула, когда он ласково погладил ее по щеке, взял за подбородок и повернул ее лицо к себе. Внутри Флортье прорвалась плотина, и хлынул поток чувств: стыд, печаль и гнев, счастье и облегчение превращались на ее языке в слова, слишком неуклюжие и тяжелые, чтобы легко сорваться с уст. Слова, каких она еще никогда не произносила – во-первых, потому что их никто не стал бы слушать, во-вторых, потому что она их очень стыдилась. Слезы хлынули из ее глаз, и она всхлипнула.

– Я… – с трудом выдавила она из себя, – я…

Его губы заставили ее замолкнуть. Поцелуй вызвал в ее памяти другие поцелуи, которые так хотелось забыть, и ей стало нехорошо. Но она не нашла в себе силы вырваться из его объятий, а его упрямый рот, замкнувший, ласкавший ее уста, постепенно гасил те воспоминания, и вот она уже прижалась к его широкой груди.

– Вообще-то, мне нравится, когда ты красиво одета, – шептал он между поцелуями. – Ты можешь хоть всю комнату набить шляпками.

Флортье хихикнула и блаженно вздохнула, когда его поцелуи сделались крепче и настойчивее. Она обняла его за шею. Горячее желание закипело в ее крови, когда он погладил ее по спине и еще сильнее прижал к себе.

Вдруг он рывком отпрянул от нее; она чувствовала, как трудно ему владеть собой, как дрожит его сильное тело. Словно жалея Джеймса, она уткнулась лицом в его шею.

Какое-то время она слушала стук его пульса, шорохи дождя, фырканье лошадей и собственное частое сердцебиение.

– Тебя не мучают угрызения совести? – вдруг спросила она и заглянула ему в лицо.

– Из-за Эду? Нет. – Он медленно покачал головой. – Он должен был давно сделать тебе предложение. Не дело месяцами виться вокруг такой девушки, как ты, и не принять решения. Он сам виноват, что я проявлю решительность. – У Флортье снова бешено забилось сердце. – Пускай вызывает меня на дуэль, если решит, что его честь пострадала. – В ответ на ее удивление он поднял брови и кивнул. – Да-да, у нас тут бывают дуэли. Мы, плантаторы, высоко ценим свою честь и честь наших женщин.

Он крикнул что-то по-малайски. Флортье разобрала слова «Отель «Дес Индес», и повозка тронулась с места, описала дугу и снова выехала к каналу Моленвлиет.

Мимо проплывали туманные круги света от газовых фонарей, и внутри ландо было то светло, то темно.

Джеймс провел пальцем по ее щеке.

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Расамалу. Когда закончится сезон дождей. Я покажу тебе мою землю, и как я там живу. – Его большой палец нежно коснулся ее губ. – И хочу познакомить тебя с моей матушкой.

Флортье улыбнулась, кивнула и со счастливым вздохом снова уткнулась в его шею.

Момент, когда она едва не доверилась ему, был упущен. Его поцелуи прогнали слова, готовые сорваться с ее языка, и они снова скользнули в ее глотку и лопнули одно за другим, как пузырьки шампанского.

Якобина лежала в постели с открытыми глазами. Ее сердце громко стучало, а пальцы то и дело прикасались к губам, на которых играла радостная улыбка. По крыше барабанил дождь, словно эхо ее пульса. При мысли о том, что Ян находится недалеко, в другом конце коридора, по телу разливалось сладкое томление.

Грохот, раздавшийся где-то на первом этаже, заставил ее вздрогнуть. Вслед за ним она услыхала громкие голоса и вскочила с постели. Голоса принадлежали майору и его жене. Винсент де Йонг ревел и орал, как подстреленный хищник; Маргарет то уговаривала его, то пронзительно кричала. Что-то зазвенело, затрещало, и тут же последовал глухой удар. В коридоре послышались шаги и затихли на нижних ступеньках лестницы. В дуэт вмешался третий голос, спокойный и решительный – голос Яна. Голоса, басовитое пыхтение, женские рыдания раздавались все ближе, потом снова удалились в противоположный конец коридора.