Николь Фосселер - Сердце огненного острова

Музыка перешла в бравурный туш, свет начал гаснуть. Вместо этого загорелось ослепительно-белое световое пятно у входа в манеж, и занавес пополз кверху. Покачивая бедрами, на середину манежа вышла сильно накрашенная блондинка. Костюм, похожий на фрак, облегал ее пышное, но крепкое тело. Размашистым жестом она сняла цилиндр с аккуратно уложенной прически.

– Леди и джентльмены, – воскликнула она теплым, звучным голосом, без труда долетевшим до самых отдаленных уголков шатра, и окинула взглядом ряды зрителей. – Медам и месье! Зер ферерте дамен унд хэррен! Добро пожаловать на первое представление всемирно известного цирка Уилсон, который приехал к вам в Батавию прямо из Сан-Франциско, из Соединенных Штатов Америки! Мое имя – Анна Уилсон, я – директор цирка и хочу вам сегодня представить…

Она с гордостью выкрикнула чье-то имя, по цирку пронеслись возгласы восторга. Под барабанный бой и новый взрыв музыки артисты один за другим выскакивали из-за занавеса, кружились в пятнах света по манежу, делали сальто и другие прыжки, с улыбкой принимали аплодисменты публики. Две дамы вели с собой лошадей, один мужчина нес на каждой руке по голубю, а третий голубь сидел на его шляпе.

– …желаю вам провести незабываемый вечер! – взмахнув руками, воскликнула Анна Уилсон и скрылась за занавесом.

Широко раскрыв глаза и затаив дыхание, Флортье смотрела, как львы прыгали сквозь горящий обруч, а слоны вставали на задние ноги. Юная артистка по имени Нанетта с особой гордостью представила самого маленького слона в мировой истории , который родился на Яве. Зрители приветствовали его на родине неистовыми аплодисментами, а он жонглировал мячами и ходил по наполненным водой ваннам. Еще на манеже резвились клоуны, спотыкались, комично падали, пугали друг друга громким звуком трубы, бросались тортами. Мисс Селма Троост, Давняя Любимица публики , одетая в блестящий и довольно призрачный костюм, грациозно забралась по канату под купол цирка и под лирическую мелодию, от которой на глазах Флортье выступили слезы. Она обхватывала канат то руками, то ногами и парила в воздухе, словно элегантный мотылек. Фройляйн Жаннетта и ее Невероятные Всадницы скакали по манежу в роскошных костюмах, украшенных развевающимися перьями, на двадцати горячих арабских скакунах и, подобно амазонкам, перепрыгивали с одной лошади на другую. Гимнасты Нельсоны, семья, одетые в облегающие трико, строили головокружительно высокие и сложные пирамиды, прыгали с высоты и буквально летали по манежу, а в заключение построились под аплодисменты публики по росту, от отца до самого маленького ребенка. Циркач с Дикого Запада делал сальто через три, пять, семь и, наконец, восемь лошадей, а Уильям Грегори, Король гимнастов , сгибался пополам, завязывал узлом руки-ноги и обматывался вокруг различных снарядов, словно в его теле совсем не было костей. Заклинатель голубей , тщедушный молодой парень, похожий на робкого отшельника, понимавшего язык зверей и птиц, заставлял своих пернатых друзей творить чудеса: птицы пролезали сквозь обручи, открывали дверцу игрушечного домика, ходили по комнате, сами ложились в кроватку, а под конец даже летали строем над ареной под охи и ахи публики. Отчаянный номер на канате под самым куполом заставил публику запрокинуть голову и затаить дыхание; мускулистые атлеты Эктор&Фо повышали напряжение, раскачиваясь на трапеции, делая прыжки и сальто, за что и были вознаграждены бурными аплодисментами и восторженными криками.

Флортье ахала и смеялась, ликовала и задерживала дыхание при каждом бое барабанов; при туше в начале и конце отдельного номера она с восторгом хлопала в ладоши и не замечала, что Киан Джай не сводит с нее глаз. Она радовалась как маленькая девочка, когда Заклинатель голубей пришел к ним в ложу и посадил на ее руку голубя, державшего в клюве розу. А от элегантности и красоты номера с лошадками у нее побежали мурашки по спине и увлажнились глаза. На пару часов она забыла все: стыд и отвращение, бесчисленные унижения и разочарования. Даже в антракте, когда она пила шампанское и лакомилась пестрыми сладостями, которые Цзянь, по приказу своего господина, купил у клоуна, расхаживавшего с лотком по манежу, она без умолку говорила с Киан Джаем, давая выход своему восторгу. С сияющими глазами она болтала и смеялась, как с другом, почти как с любимым человеком, а он неподвижно сидел, нога на ногу, с сигаретой в руке, и молча слушал ее с непроницаемым лицом.

– Леди и джентльмены!

В цирке наступила напряженная тишина, когда на манеж вышла директриса. Впереди был последний номер программы, кульминация вечера. Анна Уилсон раскинула руки и обвела взглядом ряды зрителей.

– Медам и месье! Зер ферерте дамен унд хэррен! Для меня огромная честь и невероятная радость представить вам сегодня вечером одну из самых светлых и блестящих звезд в истории цирка. Он уже объехал весь мир, к числу его поклонников принадлежат президенты государств и коронованные особы, например, русский царь. – Когда по рядам публики прошел гул, Анна Уилсон гордо кивнула. – Америка носила его на руках. Европа встречала его ликованием. И теперь он у вас, в Ост-Индии. Давайте встретим его аплодисментами – Великого! Неповторимого! – Она прижала руки к груди и снова широко раскинула их. – Несравненного! Непобедимого! Датского богатыря! Короля с пушечными ядрами! Самого сильного в мире мужчину! Встречайте – Джооооон Холтуууум!

По рядам пробежал гул – восторженные вздохи и стоны зрительниц. Цирковой шатер в Конингсплейне задрожал от бурных аплодисментов и ликующих возгласов. Зрители встали, приветствуя артиста, а тот размеренным шагом вышел на арену под звуки громовых фанфар и просто стоял там, а на него лился людской восторг.

– Джон, ты – мой герой! – воскликнула какая-то женщина; другая завизжала:

– Женись на мне!

– Нет, на мне! – закричала третья.

Он выглядел, как античный гладиатор, огромный и широкоплечий, в римских сандалиях, в коротких, огненно-красных штанах, которые так обтягивали его тело, что давали обильную пищу для женской фантазии и мужской зависти.

– Джоооон! Вот я! Я здесь!

– Марта, сядь на место! – обиженно воскликнул мужской голос.

Огненно-красными были также плащ на его плечах, скрепленный золотой цепью, и перчатки. Короткие волосы и густые усы мерцали золотом. На квадратном лице ярко горели голубые глаза; их свет, казалось, достигал задних рядов.

– Джон, я хочу от тебя ребенка!

Огни манежа отражались от намасленной кожи Джона Холтума. Он весь состоял из тугих мышц, которые бугрились на его руках и ногах; толстые связки мышц пересекали его торс, вырисовывались на груди и твердом животе.