Николь Фосселер - Небо над Дарджилингом

– Хелена, пойми…

– Я все понимаю, – бросила она через плечо, вскакивая на лошадь. – И обещаю больше никогда не беспокоить тебя.

И помчалась, словно сам черт наступал ей на пятки. Аластер с ненавистью поднял глаза к верхним этажам господского дома. Он не видел удовлетворенного кивка Яна Невилла, наблюдавшего эту сцену из окна комнаты для музицирования.

В доме царила мертвая тишина. Жизнь здесь никогда не была легкой. Выбоины и трещины испещряли его стены, словно оставленные тягостной жизнью морщины. Однако никогда еще тиканье часов не было таким зловещим, похожим скорее на тяжелые удары охваченного страхом сердца.

Маргарет вглядывалась в густую пелену ноябрьского тумана. Там, за окном, Джейсон с веткой в руке исследовал окрестные скалы. Должно быть, на предмет жуков. На первый взгляд он ничем не отличался от любого деревенского мальчишки: грязные залатанные штаны, спутанные светлые волосы, лицо и руки покрыты ссадинами и царапинами. Однако от более внимательного наблюдателя не ускользнула бы несвойственная возрасту серьезность, с которой этот ребенок смотрел на мир. Словно меланхолия, в которой окончил свои дни его отец, передалась сыну. Или, может, это была не доходящая до детского сознания память о предсмертных страданиях матери и потоках крови, вынесших его на свет божий? Потерю отца Джейсон почти не оплакивал. Он казался тогда скорее растерянным, чем скорбящим, и это пугало Маргарет больше всего.

Саму Маргарет гораздо больше потрясла ранняя смерть Целии. Маргарет была рядом со своей госпожой от колыбели и до смертного одра и питала к ней почти материнские чувства. Поэтому сейчас ее так ранили несчастья детей Целии и угнетала собственная беспомощность.

Старушка повернулась к Хелене, которая сидела в кресле, поджав ноги и уставившись в пустоту. Обычно в таком состоянии Хелена напоминала сжатую пружину, в любой момент готовую распрямиться с удвоенной силой. Однако сегодня пружина, похоже, была сломана. Как ни утешала ее Маргарет, как ни убеждала в обратном, Хелена винила себя в том, что не смогла пожертвовать собой ради брата.

Хелена – дитя солнца, ее вообще нельзя было увозить из Греции. Там, в Афинах, она появилась на свет необыкновенно быстро, не причинив своей матери почти никаких страданий. А в холодном Корнуолле она сразу сникла, словно погасла, и теперь ей, как розе, пересаженной в мертвую почву, суждено окончательно увянуть в доме тетки.

Вещи уже упакованы в чемоданы. Скоро «Край Света» будет передан в руки судебных исполнителей, а его бывшая владелица переступит порог дома Арчибальда Росса, вероятно, с черного хода, чтобы, как и полагается бедной родственнице, до конца дней расплачиваться за грехи родителей, вознося хвалы христианскому милосердию своих благодетелей. Сейчас Маргарет без колебаний отдала бы руку или ногу за спасение воспитанницы, но Господу, как видно, не были нужны ее жертвы.

– Может, еще подумаешь? – осторожно спросила она.

Медленно, словно в трансе, но оттого не менее решительно Хелена тряхнула головой.

– Нет, я не продам себя этому дьяволу, – хрипло ответила она.

Маргарет опустила глаза. Хелена никогда не отличалась покладистым характером, для этого она в детстве пользовалась слишком большой свободой. При этом она не имела склонности ни к бессмысленному упрямству, ни к истерике. Однако огонь, который загорался в последние дни в ее глазах при упоминании имени Невилла, делал ее похожей на пойманную фурию, неистовствущую тем яростнее, чем туже затягивалась петля вокруг ее шеи. Для Маргарет оставалась непостижимой та целеустремленность, с которой Ян Невилл делал все возможное, чтобы ускорить их гибель. Одну за другой закрывал он двери, за которыми еще оставалась надежда на спасение, пока, в конце концов, окончательно не запер их с Хеленой в ловушке.

Мысль доверить Хелену незнакомцу, который увезет ее в неведомую и полную опасностей страну, ужасала старушку. Но безрадостная и полная унижений участь приживалки в чужом доме казалась не в пример хуже. В доме тетки Хелену ждала гибель, медленная, но верная и постыдная. Оставалось еще немного времени, чтобы ухватить за спицы и остановить неумолимо мчащуюся под откос колесницу судьбы. Маргарет осторожно подбирала слова.

– Брак по расчету – обычное дело, знаешь ли…

Старушка вздрогнула, ожидая взрыва возмущений, однако ничего подобного не произошло. Хелена продолжала молча глядеть в пустоту. Лишь чуть заметное движение, которым она еще крепче сдавила скрещенные на груди руки, выдавало ее внимание к словам служанки.

– Со временем люди привыкают друг к другу, становятся терпимее и снисходительнее. Особенно когда живут более-менее в достатке. Когда-нибудь и ему надоест отстаивать свои права. У мужчин свои способы и пути… – Тут Маргарет заметила слезу на щеке Хелены и нежно обняла хозяйку за плечи. – Подумай о Джейсоне: какое будущее его ждет? – прошептала она Хелене в волосы.

Хелена отвернулась к окну. Выражение ее лица напомнило Маргарет ту девочку, которая много лет назад с нежностью смотрела на спящего в колыбели брата.

– Все в твоих руках. Теперь только ты можешь предотвратить катастрофу.

Рыдание, словно судорога, пробежало по тонкому телу Хелены.

– Я не могу, Мардж, – всхлипнула она. – Что угодно, только не это. Ты требуешь слишком многого.

Но Маргарет, сама того не ожидая, еще крепче сжала ее в объятиях.

– Ты должна это сделать ради него. Ты единственная у него осталась. Не поможешь ему сейчас – не простишь себе этого до конца жизни. Он еще ребенок…

Хелена подняла полные слез глаза. Ни слова не говоря, Маргарет подошла к секретеру и, не торопясь, достала из него бумагу, чернила и перо. На некоторое время во взгляде Хелены застыл ужас, как будто старушка протягивала ей скорпиона или ядовитую змею. Сердце служанки разрывалось от жалости, но жизнь научила ее не поддаваться чувствам. Бывают моменты, когда решимость, пусть даже граничащая с жестокостью, во благо.

«Я принимаю ваше предложение», – одним росчерком нацарапала Хелена и поставила подпись. Маргарет быстро убрала записку, как будто опасаясь, что девушка передумает и разорвет листок в клочья.

– Умница. – Она еще раз погладила свою питомицу по мокрой щеке и поспешила за дверь.

Хелена равнодушно вслушивалась в звук удаляющихся шагов. Она сама подписала себе смертный приговор, а следовательно, уже мертва, даже если ее тело еще продолжает дышать, двигаться и жить своей жизнью.

А потом дом снова погрузился в зловещую тишину, которая час от часу становилась все невыносимее. И хозяйка, и служанка уже начинали опасаться, что их послание опоздало, и вздрагивали при малейшем шорохе, ожидая в следующую секунду увидеть на пороге судебных исполнителей. Однако ничего не происходило, и день медленно тянулся к вечеру.