Тесса Дэр - Пленник ее сердца

– Пустите меня!

Делакур не внушал ей страха, хотя был мужчиной крупным и неслабым. И, что еще важнее, он здесь, в отличие от нее, в своей стихии, а значит, друзей на этом балу у него никак не меньше сотни, не то что у нее – раз-два и обчелся.

В честном бою его не одолеть, и если она не придумает, как его перехитрить, то на бал ей не попасть никогда. Как, впрочем, и на дилижанс.

– Чего вам надо? Денег? – Делакур отпустил ее руку и, достав из нагрудного кармана банкноту в пять фунтов, помахал ею у нее перед носом. – Так возьмите их и убирайтесь. Воспользуйтесь выходом для прислуги – вам, подавальщице из трактира, здесь не место.

Щеки Полины вспыхнули. Кто он такой, чтобы указывать, где ее место? И вот уже она видела перед собой не Делакура, а отца, когда тот вырывал у нее из рук ее сокровище – книгу, раздобытую в трактире. Делакур олицетворял все те двери, что с шумом захлопывались перед ее носом, потому что таким, как она, там не место.

Ей захотелось огрызнуться, чем-нибудь в него швырнуть, плюнуть в лицо.

Но ситуация требовала от нее иного.

Гордо расправив плечи, она окинула его долгим взглядом, наполненным до краев ледяным презрением, и с превосходной дикцией произнесла:

– Идите к черту!

И пока Делакур приходил в себя, проскользнула мимо него и оказалась в ярко освещенном вестибюле дворца, среди толпы гостей, собравшейся у входа в бальный зал. Полина решила не искушать судьбу и действовать быстро, пока не пропал запал. Конечно, лезть вперед, в обход очереди, не слишком вежливо, но весь город уже знал, что она не леди, и уронить себя в глазах этих высокородных господ еще ниже она все равно бы не смогла.

Полина назвала себя мажордому, и он громко объявил:

– Мисс Симмз из Суссекса.

Повисла гробовая тишина, если не брать в расчет громкий стук ее сердца. Руки Полины дрожали, и, чтобы скрыть дрожь, она стиснула их в кулаки, прижав к бокам.

«Дыши ровно!» – приказала она себе.

А затем: «Иди!»

Полина вспомнила про воображаемый канат, привязанный к пупку, и он тут же потянул ее за собой, вниз по широким ступеням короткой лестницы. Она шла, и платье ее, отражая свет сотен свечей и ламп, отбрасывало мерцающие блики во все стороны.

Войдя в зал, Полина поспешила укрыться за раскидистой пальмой в горшке, выискивая знакомые лица в толпе. Где же Минерва и Сюзанна? Да, она приняла решение пройти сквозь неминуемый позор в одиночестве, но сейчас отчего-то мужество ее покинуло.

И тогда… она увидела Гриффа, шагавшего прямо к ней: высокого, подтянутого, в безупречно сидящем черном фраке. С насмешливым блеском в глазах.

Ох уж этот трепет!.. Сейчас она уже не была уверена, что сможет дать объяснение этим ощущениям.

– Я не знала, что вы здесь будете, хотя и надеялась, – задыхаясь от волнения, произнесла Полина. – Мне необходимо было увидеть вас еще раз, сказать, что я виновата. Вы были правы: я испугалась. Боюсь и сейчас, если честно. Не уверена, что смогу сделать то, что должна. Но если вы…

Закончить ей он не дал:

– Вам не следует здесь находиться.

Полину охватил ужас. Для нее мнение всех этих людей не имело особого значения: пусть себе перешептываются, пусть сторонятся ее, пусть даже устроят ей бойкот, – но если даже Грифф…

Но он вовсе не отвернулся от нее, а, взяв под руку, уже иным, более мягким тоном повторил:

– Вам не следует здесь находиться. Самая красивая женщина в этом зале не должна прятаться в углу за пальмой. Выходите. Или окажется, что Флора зря старалась.

Полина в растерянности подняла на него глаза.

– Так это вы все устроили: послали ко мне Флору. И платье. Вы ее не уволили…

Гриффин чуть заметно усмехнулся.

– Вы не пришли бы сюда, попроси об этом я.

Полина ожидала чего угодно, но только не этого.

– Я думала, вы сердитесь на меня.

– Я был в гневе, признаю. Примерно… минут десять. Возможно, даже пятнадцать. А потом пришел в себя. – Грифф потянул ее за собой, вынуждая покинуть убежище. – Пойдемте. Уговор есть уговор: вам надлежит исполнить то, что обещали, а я должен вас кое-кому представить в полном соответствии с протоколом.

«Только не принцу-регенту!» – беззвучно взмолилась Полина.

Но на деле все вышло еще хуже,

Гриффин подвел ее к семейке Хауфнот, хотя все три леди: мать и обе дочери, – одинаково презрительно поджав губы, демонстративно смотрели в сторону.

Что за игру затеял Грифф на этот раз?

– Леди Хауфнот, – с поклоном поздоровался герцог, вынудив матрону обернуться. – Какое счастливое совпадение! Я знаю, что вы мечтали продолжить знакомство с мисс Симмз, и вот она здесь.

На обильно припудренной физиономии леди презрение сменилось ужасом, и, запинаясь, она пробормотала:

– Я не думаю…

– Но случай нам представился прямо-таки идеальный. Лучшего места и времени не найти, вы согласны? Скажу вам больше. – Он взял из рук остолбеневшей матери семейства миниатюрную книжечку для записи танцев и ангажементов и, воспользовавшись вложенным в обложку миниатюрным карандашом, начал писать и говорить одновременно: – Позвольте мне записать ключевые подробности, чтобы в завтрашних скандальных газетенках ничего не напутали. Мисс Симмз родилась в Спиндл-Коув, очаровательном городке в Суссексе. Ее отец – фермер, владеющий тридцатью акрами земли и скотиной. О поголовье стада сообщить, увы, ничего не могу.

Полина в изумлении наблюдала, как Гриффин поверяет записной книжке леди Хауфнот едва ли не всю историю их с ним отношений, начиная с момента, как он оказался в Спиндл-Коув, не утаивая роли его собственной матери во всем произошедшем. Сообщил он и о том, как выглядела Полина при их первой встрече: чумазая, обсыпанная сахаром. О посещении коттеджа и встрече с родителями Полины он тоже поведал, как и о последовавшей за этим визитом сделке. Гриффин говорил простым языком, не опускаясь до сарказма, а кое-какие важные моменты все же решил подчеркнуть: «Бык и цветок»… тридцать акров… тысяча фунтов.

– Теперь вы понимаете, – закончив, добавил герцог, – что я привез мисс Симмз в Лондон, дабы досадить своей матери и отбить у нее всякое желание пытаться меня женить. Мисс Симмз по условию нашего договора должна была стать всеобщим посмешищем, шутихой, анекдотом, над которым будут хохотать еще долго и после ее отъезда.

Одна из дочерей леди Хауфнот захихикала, и мать шлепнула ее по запястью сложенным веером.

– Нет-нет, – возразил Гриффин. – Смейтесь на здоровье, прошу вас. Право же, это так смешно. Подавальщица из трактира, которой дает уроки сама герцогиня! Вы можете себе такое представить? Но главной изюминкой были занятия по исправлению дикции. Матушка что есть сил билась над звуком «х».

– Правда? – Леди Хауфнот скептически вскинула бровь. – Не думаю, что ее протеже особенно продвинулась в обучении.