Элоиза Джеймс - Однажды в замке

Хотя в глазах Гауэйна сверкал голод, Эди знала, что он не пошевелится, пока она не даст разрешения. И она наслаждалась каждой минутой.

Медленно оглядывая его, она стала пятиться, пока не добралась до кровати. Он ничего не сказал. Просто ждал. Ничего более эротичного она в жизни не испытывала, зная, что этот великолепный, могучий мужчина – полностью к ее услугам.

Если Эди прикажет ему встать на колени, он так и сделает. Не то чтобы она хотела этого, но власть над ним опьяняла.

Она облизнула губы, и его глаза последовали за движением. Огонь опалил ее ноги.

Но Эди крепко сжала колени, гадая, как быть дальше.

– Что мне сделать? – прервал ее его хриплый голос. Его пальцы легли на полотенце. – Хочешь, я сниму это?

Эди прерывисто вздохнула, перед тем как кивнуть.

Он отбросил полотенце. Ее взгляду открылось то, что оказалось гораздо лучше, чем она помнила. Его мужское достоинство было толстым и длинным. Она хотела…

Чего она хотела?

– Я сделаю все, что прикажете, миледи. Все на свете.

Его голос ласкал, как бархат. Но в то же время Эди никак не могла придумать, что ему приказать.

Должно быть, Гауэйн увидел искорку неуверенности в ее глазах, потому что обошел постель и растянулся на другой стороне.

– Видишь? Я не касаюсь тебя.

Она снова кивнула.

– Но, может, ты хотела бы снять пеньюар?

Она не была уверена, стоит ли.

– Я не дотронусь до тебя, – пообещал он, – если только сама не попросишь.

Эди едва сумела взять себя в руки. Можно и снять пеньюар, потому что странно быть одетой рядом с голым мужчиной, который к тому же ее муж. Это казалось неправильным.

И прежде чем она успела передумать, сняла пеньюар и сорочку и бросила на пол.

К ее полному ужасу, желание в глазах мужа мгновенно исчезло, а с губ сорвалось проклятие.

Эди оглядела себя:

– В чем дело.

– Я вижу твои ребра!

Он сорвался с кровати и провел ладонями под ее грудью. Дернул на себя и крепко обнял.

– Я больше никогда тебя не покину, – поклялся он.

– О чем ты?

Ее сердце колотилось, и не от приятного предвкушения. Она подняла голову, чтобы видеть выражение его лица.

– Лила сказала мне, что ты ничего не ела.

Он смертельно побелел, а голос снова охрип.

– Я…

Его лицо исказилось паникой.

– Я должен покормить тебя.

Это Эди понравилось. Она не особенно обращала внимание на то, что сильно похудела. Хотя замечала, что грудь стала меньше. Теперь платья Лилы на ней болтались бы.

– Внизу есть еда?

– Бардолф всегда оставляет еду на случай наводнения, когда лакеи не смогут сюда добраться.

Гауэйн отпустил жену и исчез, спустившись вниз абсолютно голым.

– Хорошо, что я не позволила лакеям оставаться в башне, – пробормотала Эди себе под нос. Подошла к стулу у огня и села, скрестив похудевшие ноги, и гадая, что будет дальше.

Долго гадать не пришлось, потому что Гауэйн ворвался в комнату с тарелкой. Посадил Эди себе на колени. Она тоже была голой, если не считать домашних, очень элегантных туфель, украшенных розовыми лентами. Она вытянула ногу и повертела носком туфельки.

– Как вам нравятся мои новые туфли, ваша светлость? Мне подарила их Лила.

Гауэйн даже не глянул на туфли.

– Открой рот! – скомандовал он.

Несмотря ни на что, эти мгновения были лучшими в ее жизни.

– Чем будешь кормить?

– Не знаю, что нашел в буфете.

– Яблочные кнели! – воскликнула Эди. Кнели были в форме цветочка. – Правда, красивые.

– Открой рот, – повторил Гауэйн.

Она послушно открыла рот, и он сунул туда кнель. Поставил тарелку, обнял Эди и крепко прижал к себе. Лила была права – Эди потеряла всякий интерес к еде во время его отсутствия. Но теперь корица с сахаром казались такими вкусными! Аппетит к Эди вернулся.

– Ты обещал не дотрагиваться до меня, пока не попрошу, – заметила она, проглотив кусочек. – Ты нарушил слово! За это полагается штраф.

– Но сейчас мы не в постели, – парировал Гауэйн и, потянувшись за второй кнелью, охнул, потревожив ребра. – Я не позволю тебе голодать.

Его тон был свирепым, он снова стал властным собственником, но почему-то в этот раз все казалось правильным.

Съев еще три кнели, Эди насытилась. Встала и показала на постель. Гауэйн поднялся, нависнув над ней.

Эди оглядела его и ей понравилось увиденное. Гауэйн был встревожен ее ужасающей потерей веса, его лицо все еще казалось осунувшимся, губы были плотно сжаты. Сейчас она поняла кое-что о герцоге Кинроссе. Когда он боялся – яростно бушевал, взрываясь как петарда.

Но рассерженный или испуганный, он по-прежнему ее любил.

Эди подумает об этом позже. Потому что его взгляд опустился ниже ее лица. И Гауэйн снова поджал губы, когда увидел ее торчащие ребра. Но потом взгляд скользнул ниже, к островку золотистых волос между ее ног, изгибу бедер и, наконец, изящным туфелькам.

А когда снова поднял глаза, в них светился голод.

– Мне нравятся твои туфли. И у тебя самые прекрасные на свете щиколотки.

Эди заметила, как двинулась кожа на его горле, когда он сглотнул.

– Можно поцеловать тебя, Эди?

Она покачала головой, продолжая наслаждаться происходящим.

– Твои ноги?

В голосе явно звучало отчаяние.

– Ни за что.

Она снова показала на постель. И стала смотреть на него, хотя сердце сильно забилось, когда она увидела его мускулистые ягодицы и длинные ноги.

Гауэйн лег как человек, привыкший предлагать себя женщинам. Эди нравилось вспоминать, что, хотя он любил показывать свою власть, все же принадлежал ей, и ей одной. Он никогда не касался другой женщины. Ни одна женщина никогда не касалась его.

Она взобралась на постель и склонилась над ним, целуя его лоб, щеки, нос, губы. Исследовала кончиком языка его щетину, вернулась к губам, потом к скуле.

Затем отстранилась и принялась гладить кончиками пальцев все места, которые казались ей интересными: сильную колонну шеи, широкие плечи, руки.

И то и дело целовала его исцарапанную, покрытую синяками грудь воина. Проводила пальцами от запястий до плеч и вниз, к животу, исследуя гладкую кожу, скрывавшую мощь и силу. Наслаждаясь тем, как он тихо стонет и начинает дрожать.

Но он все же не двигался. Позволил ей исследовать его, как новый инструмент: ласкать, изучать, пробовать на вкус…

Из его горла вырывались слова, непонятные, неразборчивые звуки и, наконец, ругательства.

Эди наклонила голову, чтобы он не видел ее широкой улыбки. Это безумно возбуждало – видеть, как огромный, сильный мужчина задыхается от похоти. Но не тянется к ней, даже когда она провела губами по поросшей жесткими волосами коже бедер. Каждый стон, каждое проклятье посылали по ней импульс, заканчивавшийся между ногами.

И каждое ее прикосновение, поцелуй и даже легкие укусы воспламеняли в ней жар, пока ее сердце не забилось так же быстро, как у него, а дыхание стало застревать в горле.