Сара Джио - Утреннее сияние

– Тебе уже лучше?

– Да, намного лучше, дорогой.

Декс улыбнулся Колину и протянул ему руку.

– Рад, что вы все-таки пришли. Меня зовут Декстер Уэнтуорт. А это моя жена, Пенни. Проходите, давайте выпьем что-нибудь. У нас только начались танцы.

Колин проследовал за Дексом в дом. Я заметила, что Наоми уже успела напиться. Она стояла с вызывающим видом и улыбалась, словно Чеширский Кот. Интересно, а чем занимается Джимми сегодня вечером? Я представила, как он сидит дома в полном одиночестве, рассматривает комиксы или таращится в телевизор… Джин поднялся на ноги и забрал у Наоми бокал, из которого она пила мартини. Нетвердой походкой женщина направилась к нам.

– О, посмотрите, кто к нам пожаловал! Красивый мастер-лодочник, – изрекла она с громким смехом.

Пленительные звуки саксофона Стэна Гетца заполнили комнату.

– Отлично, – сказала Наоми капризным тоном. – Наконец кто-то удосужился поставить нормальную танцевальную музыку. – Она схватила Колина за руку и неловким движением пристроила ее на мою талию. – Вы тут самые молодые и поэтому должны танцевать.

Колин посмотрел на меня и виновато улыбнулся.

– Это ведь вечеринка, – прошептала я ему на ухо. – Давайте потанцуем.

Он притянул меня поближе, как будто мои слова его успокоили. Я чувствовала, что все нас рассматривают, но не заметила в комнате ни Декса, ни Наоми, ни Джина. А Колин, оказывается, отлично танцует. Можно не беспокоиться, что мне отдавят ноги. Я расслабилась, голова стала легкой. И когда глаза Колина встретились с моими, то сердце мое замерло, а потом забилось с удвоенной силой…

Я пила кофе на палубе, когда вдруг увидела Джима, выглядывающего из-за угла.

– Простите, я вас не побеспокоил? – Он, как всегда, полон дружелюбия, но все же было заметно, что с ним что-то не так. Может быть, чем-то расстроен. Мой сосед не из тех людей, которым удается спрятать дурное настроение за улыбкой. Может быть, поэтому он мне так нравился.

– Нет, – ответила я. – Разумеется, нет.

Он протянул мне карточку, очевидно напечатанную на струйном принтере – края были слегка запачканы краской.

– Мама настаивает на том, чтобы мы приглашали всех соседей на это мероприятие. Оно проводится каждый год.

Я рассмотрела открытку.

ПРИГЛАШЕНИЕ

на ежегодный Бал холостяков на Лодочной улице

30 июля в 18.00

Убедительная просьба спиртные напитки приносить с собой.

– Бал холостяков? Звучит заманчиво.

Джим пожал плечами.

– Его проводят, сколько я себя помню. У нас раньше даже был музыкальный квартет. Но они все поумирали. Сейчас из участников остался только отец. Он играет на скрипке.

– Правда? – удивилась я. – Мне тут на днях казалось, что я слышу звуки скрипки. Наверное, это ваш отец играл.

– Угадали, – Джим расплылся в улыбке. – Я так счастлив, что он по-прежнему играет. Конечно, он уже почти не видит ноты, но музыкальная память его не подводит. Он играет по памяти.

– Потрясающе, – воскликнула я.

– Понимаете, старческая деменция – ужасная болезнь. В какой-то момент он кажется совсем нормальным и тут же обращается ко мне, принимая меня за своего коллегу с факультета английской литературы. Маме так тяжело все это видеть. Впрочем, иногда он вспоминает вещи, о которых она сама забыла напрочь. – Он пожал плечами. – Человеческий мозг абсолютно непостижимая вещь.

– Как печально, – посочувствовала я. – Наверное, это очень тяжело для вас.

Он снова пожал плечами.

– Во всяком случае, мама очень настаивала, чтобы вы тоже были приглашены.

– Благодарю, – ответила я, улыбаясь. – Вы ее нашли?

Он посмотрел на меня в недоумении.

– Я имею в виду Генриетту, – напомнила я.

– Увы, нет. Она так еще и не вернулась домой.

– Грустная новость. А как себя чувствует Хейнс?

– Отвратительно, – ответил он. – Он категорически отказывается есть.

– Я попытаюсь поискать ее, – сказала я, поворачиваясь к задней двери. – Что ж, пожалуйста, передайте вашей матери мою благодарность за любезное приглашение. – Джим расплылся в улыбке, как будто его внезапно осенила какая-то идея.

– А почему бы вам не навестить нас и не познакомиться с ней? Это пойдет ей на пользу. У отца сегодня плохой день, а когда это случается, ей тоже приходится несладко.

– А вы уверены, что стоит это делать? – осторожно поинтересовалась я. – Я даже не успела привести себя в порядок. И на самом деле…

– У мамы катаракта, – пояснил он. – Для нее вы всегда будете выглядеть как Анджелина Джоли.

Я улыбнулась и последовала за ним по причалу. Внезапно я заметила зеленый вьюнок, обвивающий край пристани. Белые цветы жадно тянулись к утреннему солнцу.

– Этот вьюнок, – обратилась я к Джиму, – как он называется? В Нью-Йорке мне не приходилось видеть ничего подобного.

– Его называют «утреннее сияние», – ответил он. – Прелестное растение, вы не находите?

– Просто чудо! – сказала я, наклоняясь, чтобы дотронуться до нежного белого граммофончика.

– А вот мама так не считает. В прежние времена она вела с ним беспощадную борьбу и никогда не позволяла этому растению так буйно разрастаться. Она бы давно уже выполола его с корнями. Вот такая у нее была причуда.

На мгновение я задумалась, почему так случается, что люди обязательно находят себе объект для личной вендетты. Это может быть определенный человек, место, любые предметы. Мой отец, например, воевал с газозаправочными станциями. Он всегда утверждал, что там жульничают. Всегда с подозрением рассматривал колонки в полной уверенности, что датчики врут. А у Джоани были заморочки в отношении барменов, готовящих кофе. Она, например, как-то вообразила, что студент, подрабатывающий за стойкой бара, во вторник утром намеренно испоганил большую порцию латте без кофеина с цельным обезжиренным молоком просто ради того, чтобы досадить ей, и потом переносила свое раздражение на всех барменов. Именно по этой причине я никогда не ходила с ней в кафе. Я едва удержалась от смеха, когда вспомнила нашу ожесточенную перепалку с управляющим в кафе «Старбакс» в Среднем Манхэттене. О, милая моя Джоани.

Почему так происходит? Почему психика человека пытается найти объект для ненависти и раздражения? Чем, например, не угодило прелестное «утреннее сияние» матери Джима Клайда?

Мы остановились у дома, перед которым стояли горшки с красивыми растениями.

– Ну, вот мы и пришли, – произнес Джим.

Он открыл дверь, и я вошла вслед за ним в дом. Зеленые стены оттенка авокадо и ворсистое ковровое покрытие коричневого цвета. Мне вдруг показалось, что я очутилась году эдак в 1963-м. И возможно, так оно и было, – время словно замерло здесь. Я вспомнила, что именно в этом доме вырос Джим.