Эмма Марс - Спальня, в которой ты, он и я

Эротические фантазии – зачем они нам? Просто причуды, которых надо остерегаться и не принимать всерьез? Или, напротив, они как горючее, ими надо наполнить карбюратор нашего либидо, чтобы он завелся и потянул нас вперед?

Однако я точно знаю, что некоторые из них, с которыми мне удалось немного поупражняться, не совсем удобны для жизни. Например, идея заниматься любовью в воде. Мы с Фредом однажды попробовали, когда проводили каникулы на Балеарских островах. Соленая вода, песок, постоянное движение волны, неудобства, связанные с тем, что все время надо искать позицию, чтобы упираться ногами в дно, тогда как волна тебя постоянно колышет туда-сюда, то, что естественную смазку смывает и уносит течением… Короче, совсем не так просто и приятно, как мы себе представляли. Моему партнеру не понравилась прохладная вода, и у него отпало всякое желание заниматься любовью. Мы вышли на берег мокрые, дрожащие, не получив никакого удовольствия. Ладно, запишем этот опыт в список неудачных идей. Какая будет следующая?

(Рукописные заметки от 14/06/2009, написано моей рукой.)

Мы медленно въехали на улицу Русино, не отрывая глаз от прекрасных строений в стиле начала прошлого века, все – богато украшенные лепниной и фризами, с названиями, от которых захватывало дух: «Керозар», «Бэль Ассиз», «Рош Плат», «Кер Антик»… Мы разыскивали виллу «Рош Брюн» и нашли ее в самом конце аллеи, где дорога делала поворот под прямым углом, простираясь дальше вверх, в горы, и на запад. Если для строительства большинства домов на побережье использовался местный серый гранит, то это здание выделялось и цветом, и архитектурой – оно было выполнено в стиле охотничьего домика Людовика XIII и, казалось, перенеслось сюда из самого Версаля. Возвышающееся на крутом склоне, окруженное обрывистым берегом, сбегающим к морю уступами, импозантное строение стояло в стороне от остальных вилл поселка, словно для того, чтобы подчеркнуть свой привилегированный статус. Мы смогли припарковать машину у самых ворот так, чтобы никому не мешать.

Но когда мы постучали в калитку, никто не вышел к нам навстречу. Высокий забор и кованые ворота, украшенные остроконечными пиками, рассеяли надежду проникнуть внутрь без разрешения.

– Ну, и что дальше? – поинтересовалась Соня. – Как мы войдем?

Я вытащила из сумочки изъеденный ржавчиной толстый старый ключ с зазубринами.

– Надо попробовать это … А вдруг?

Действительно, зазубренный ключ легко вошел в замок! Я энергично, но без особых усилий два раза провернула его, и, о чудо, замок поддался, калитка открылась, слегка поскрипывая. Мы сделали несколько шагов по гравию дорожки к входной двери. Как по волшебству, наш единственный сезам помог и здесь. Парадная дверь открылась, гостеприимно приглашая войти. Не самое подходящая задумка для безопасности, подумала я, но это доказывало, что виллу действительно давно не посещали, что нас вполне устраивало.

Внутри, в прихожей, в нос ударил запах пыли и плесени. Как в фильмах о привидениях, вся мебель в доме скрывалась под большими белыми, точнее, посеревшими от времени, полотнищами.

– Вот это дом! Значит, здесь проводит каникулы твой мужик! Потрясно! Скажи, а? – Соня не смогла удержаться от восторженных комментариев.

Нам не понадобилось много времени, чтобы запустить электричество, убрать чехлы с мебели, кое-где подмести и привести первый этаж в состояние, более или менее пригодное для жизни. Было не поздно, и ни я, ни она пока не собирались подниматься на второй этаж, чтобы постелить себе постель. Хоть бы только там оказалось чистое белье.

Я шарила в сумочке в поисках носового платка – слишком много пауков на квадратный метр, что для моего аллергического носа стало настоящим испытанием, – и наткнулась на свой мобильный телефон. Несколько пропущенных вызовов, три текстовых и пять голосовых сообщений, как было указано на табло. Все – от Дэвида. Ни секунды не сомневаясь, я стерла их одним махом, не читая.

Не обращая внимания на заброшенное состояние помещения, Соня восхищалась его блестящим прошлым, обнаруживавшимся в тех или иных мелочах, одни только размеры комнат приводили подругу в полный восторг.

– Как глупо, однако, иметь в семье такое достояние и настолько его запустить… Никогда не пойму этих богачей. Говорят, то, чем они обладают, не имеет для них никакого значения. Это странно, конечно, но похоже на правду. Ведь у них столько денег…

Я не стала вникать в суть ее философии, хотя Соня затронула интересную проблему: неужели в такой дом, уже почти превратившийся в руины за долгое время без должного ухода, в обветшалые комнаты со старой мебелью Дэвид собирался пригласить меня, чтобы здесь провести наш медовый месяц? Не хотелось в это верить.

Пока Соня рыскала на кухне, я решила подняться на второй этаж. В комнатах наверху все находилось в таком состоянии, как могло быть задолго до того, когда случилась драма с Авророй. Некоторые не обновлялись, как мне показалось, уже полвека. Краска на стенах рассохлась и облупилась. Кровати провисли, как будто несколько поколений по очереди проводили здесь ночи. Но меня не интересовали свидетельства разрухи, я искала другое. Мне нужны были доказательства, хоть какие-то следы, которые могли лучше, чем обветшалая мебель или выцветшие обои, рассказать о том, что братья Барле пережили в этом доме. В первых двух комнатах ничего подобного не обнаружилось. В третьей мне повезло больше: в трех ящиках старого комода из потемневшего дерева, которые я смогла открыть с большим трудом, обнаружились документы, блокноты и кипа каких-то бумаг, а также россыпь старых фотографий.

Мне не хотелось привлекать Соню к поискам. Я предпочитала сама рыскать по документам, по старым записям на пожелтевших страницах, хотя бы в первый раз, тем более что не знала, что именно ищу. Большинство из попадающих на глаза фотографий представляли собой каникулярные снимки тридцатилетней давности, где два веселых мальчика, Дэвид и Луи, с виду вполне дружелюбных, позировали на пляже: вот они строят замок из песка, а тут – катаются на пневматической лодке, здесь, одетые с ног до головы для рыбалки, собираются за креветками или держат за клешни большого краба, на этой – бегают наперегонки, ну и тому подобное. То ли случайно, то ли именно таким был взгляд фотографа, их отца, Андре Барле, как я предположила, или на самом деле на фото отражались характеры братьев, но Дэвид на любой фотографии всегда был впереди, уверенный в себе, с видом победителя, а Луи, несмотря на то что был старше и на несколько сантиметров выше, отступал в тень или держался сбоку. Ведущий и ведомый. Главный артист и второстепенный персонаж. Младший – в предвкушении своей победы и старший – в роли несчастного дофина, в раздумьях, очевидно, что сделать, чтобы взять реванш.