Эмма Марс - Спальня, в которой ты, он и я

– Что это? Что?

– Пляши! – весело командовала я. – Это – твой годовой пропуск в Диснейленд.

– Что-о-о?

Она не знала, что выбрать: рассмеяться или отругать меня за плохое поведение. Я сделала вид, что наношу ей удары как шпагой этим листочком бумаги.

– Да нет же, нет! Это – наши билеты в Лос-Анджелес! Секретарша Дэвида мне передала их только сегодня!

– Билеты?..

– В Лос-Анджелес, мама… Тебе нужно поправить здоровье. Прямо скажем, здесь тебе ничего не светит.

Если я не перегибала палку, ей нравилось, когда я обращалась с ней запросто, так, как принято у нас между сверстниками.

– Ты бы видела выражение лица мадам Чаппиус, когда я ей сказала, что собираюсь этим летом поехать в Соединенные Штаты!

– Спорим, она тебе не поверила.

– Она решила, что я в самом деле свихнулась! Она сказала: «Ну ладно, посмотрим. Америка, так Америка…»

– Ты ей отправишь оттуда открытку!

– Ты тоже черкнешь пару строк! Она с ума сойдет от зависти, старая карга!

Мама схватила конверт и вытащила из него прямоугольник из жесткой бумаги, где были прописаны цифры, даты, какие-то коды. Пробежав его глазами, она спросила:

– Мы улетаем двадцатого июня?

Через два дня после моей свадьбы, подумала я. Эту информацию, столь важную для меня, я пока не решалась сообщить маме, я не могла поделиться с ней своим счастьем в то время, когда ее собственная жизнь была под вопросом.

Моя свадьба… даже для меня она пока не казалась реальной настолько, чтобы завести об этом разговор в своем окружении. Дэвид в те редкие минуты, когда мы были вдвоем, больше не вспоминал о ней, словно, получив мое согласие, посчитал, что дело решено и все последующее уже не имеет никакого значения, являясь лишь скучной формальностью. Организацией свадьбы занимался Арман, без лишнего шума, но так, чтобы все наилучшим образом устроилось к тому моменту, когда наступит долгожданный день. Он любезно взял на себя решение всех вопросов (рассылка уведомительных писем и приглашений, выбор цветов, составление меню праздничного обеда и прочее). Я только издалека слышала эхо подготовительной суеты. Что касается Сони, которая всегда совала нос во все подробности, то она, казалось, стеснялась расспрашивать меня о свадьбе, хотя та уже была не за горами. Зависть? Или обида, что я не сразу позвала ее быть моим свидетелем?

– Да, мы улетаем двадцатого. А что? У тебя на этот день другие планы? – спросила я как бы между прочим.

– А когда ты приступаешь к своей новой работе?

– В общем-то через три дня, во вторник. Девятого.

Она закрыла конверт, взяла мои руки в свои и посмотрела на меня решительно и серьезно:

– Я полечу одна.

– Ни за что! – возмутилась я.

– Ты не можешь лететь со мной. Ты только что приступишь к новой работе на телеканале.

– Но, мама, самолет вылетает в субботу. Какие проблемы?

– Будь благоразумной! Ты не можешь слетать на другой край земли и вернуться за выходные. И потом, для тебя это очень важно! Ты не можешь, только что устроившись, тут же взять отпуск.

– Но ведь это Дэвид резервировал билеты. А он, между прочим, мой начальник. Мама, если бы он считал, что так делать нельзя, он бы сказал. Или выбрал бы другую дату.

Хоть болезнь и ослабила ее, она все же оставалась моей матерью и могла заставить меня слушаться одним словом, одним взглядом.

– Нет, и еще раз нет… Ты остаешься здесь, доченька. Я полечу одна. Я смогу совершить перелет. Ты не думай, я справлюсь.

Она произнесла эти слова твердым и уверенным тоном, не пытаясь драматизировать события.

– Я переживаю не только по поводу перелета…

– Постой, не ты ли говорила, что клиника, куда ты меня отправляешь, самая замечательная на свете и что с того момента, как я прибуду в аэропорт, ко мне направят медсестру, которая будет заботиться обо мне?

– Да, я… – вздохнула я, виновато потупив глаза. – Это действительно замечательная клиника, она входит в топ лучших в мире. Там лечится и обследуется весь Голливуд, все сливки общества, даже, по крайней мере, два президента Соединенных Штатов проходили в ней курс лечения.

– И что? Ты думаешь, со мной там может случиться что-нибудь плохое?

Нет, конечно. Единственное, что могло с ней случиться, это – исцеление. Увы, в клинике Макса Фурестье в Нантерре, как бы врачи ни старались поставить маму на ноги, надежда на чудо угасала с каждым днем.

– В любом случае не мне тебе напоминать, как это бывает: если ты счастлива, то и мне хорошо. Если мне хорошо, то и ты…

Она не закончила фразу, скорее всего, боялась сглазить. Ей не хотелось заглядывать далеко в свое будущее, она предпочитала теперь мечтать о моем, отныне более радужном. Ну и я не стала настаивать, предпочитая отложить продолжение серьезного разговора на потом.

Рагу, судя по пряному аромату, наполнившему кухню, можно было подавать на стол. Мне показалось, что аппетит у мамы стал гораздо лучше, чем накануне. У меня словно камень с души упал, когда я увидела, с каким удовольствием она поглощает мягкое сочное мясо.

– Ты смотрела сегодня свою корреспонденцию?

Я еще не успела заявить на почте об изменении места жительства.

– Нет, а что? Разве есть что-нибудь особенное?

– Да нет, все как обычно – счета, реклама, проспекты… Ах нет, вспомнила…

Она вдруг неожиданно проворно поднялась и засеменила к круглому столику в прихожей.

– Тебе пришло странное приглашение.

– Почему «странное»?

Мой вопрос, как и вилка с кусочком мяса, зависли в воздухе.

– Потому что тут нет адреса на конверте, только твое имя.

Иначе говоря, белый конверт положили в почтовый ящик, минуя почту. Тот, кто взял на себя труд привезти письмо сюда, очевидно, точно знал не только о том, что моя почта приходит на мамин адрес, но и то, что я бываю здесь регулярно. Этот неизвестный так же сведущ, как и анонимный автор записок из дневника, мелькнула у меня мысль.

Я не ждала ни от кого писем. Если бы Дэвид хотел сделать подобный сюрприз, он ни за что не стал бы присылать писем сюда.

Вернувшись к столу, Мод протянула мне конверт. Я едва на него взглянула, как внутри все похолодело. Я застыла, сжимая в руках бумажный треугольник.

– Что-то не так? – удивилась мама.

– Да нет, все нормально…

Такую бумагу серебристого цвета с блестками выбирают обычно для праздничных уведомлений о свадьбе или рождении ребенка, а также пишут на ней приглашения на вернисаж или премьеру в театре.

Самое ужасное – я узнала тот тип бумаги, что и в моем дневнике «сто-раз-на-дню», как называла его Соня. Можно ли поверить в простое совпадение? Этот цвет и фактура встречаются довольно редко.

– Так ты его не прочтешь?

Конверт не был заклеен, значит, любой мог его открыть и ознакомиться с содержимым письма до меня. Даже не представляя, о чем там могла идти речь, я содрогнулась от ужаса от одной только мысли о том, что его могли уже прочитать.