Моника Маккарти - Властелин ее сердца

– Тогда оставьте меня и дайте уйти ему.

– Нет.

– Почему?

– Мальчишка более ценен. Вы всего лишь сестра Клиффорда, а Роджер – его наследник.

– Для многих мужчин это было бы так, но не для моего брата. Он любит меня. Он сделает все… – Розалин остановилась, возможно, осознав, что ей не стоило говорить это.

– Мальчишка остается.

Она посмотрела на него. Ее большие зеленые глаза сверкали в туманном лунном свете.

– Неужели в вас нет жалости? Он всего лишь мальчик. Ему в прошлом месяце исполнилось только тринадцать.

Бойд заставил себя ожесточиться, глядя на слезы, навернувшиеся ей на глаза. Такой атаки он не встречал на поле боя, и она оказалась более эффективной, чем любой меч. Господи, помилуй!

– Этот «мальчик» вонзил бы кинжал мне в спину или прикончил бы кого-нибудь из моих людей, будь у него такая возможность. Позвольте напомнить, что это не я втянул его в сражение.

Было дьявольски тяжело держать себя холодно и сухо, когда она так смотрела на него. Он смягчился – совсем чуть-чуть. Ее преданность племяннику и попытки защитить его были достойны восхищения.

– Ваши опасения по поводу мальчишки совершено необоснованны. Он не нуждается в вашей защите. Он будет в полной безопасности.

– И вы думаете, я поверю вам? – Их взгляды встретились. – Ваша репутация широко известна, милорд.

В тоне Розалин было столько английского высокомерия, что его настроение резко изменилось.

– Возможно, вам следовало бы подумать об этом раньше.

Ей потребовались лишь несколько мгновений, чтобы понять, на что он намекает. Когда она вздрогнула, он был почти готов взять свои слова обратно.

– Я не знала, кто вы. – Она смотрела на него с настойчивостью, граничащей с отчаянием, и ему хотелось отвернуться. Она хотела пробудить в нем то, что, даже если когда-то и присутствовало в его характере, давно уже было забыто. – В то время я думала, что вижу человека, достойного спасения. Человека благородного и достойного уважения. Очевидно, я ошиблась. Человек, который использует женщину и ребенка как оружие в войне, не имеет понятия о чести. Рыцарь никогда бы…

– К черту вас, англичан, и ваших проклятых рыцарей! – На мгновение, глядя в эти бездонные зеленые глаза, Робби чуть было не забыл, кто она такая. – Вам не нужно рассказывать мне, что сделал бы рыцарь! Я знаю все об английском благородстве. Если вы считаете, что ваши соотечественники похожи на героев поэзии трубадуров, вы глубоко заблуждаетесь. Ваш король вложил мне в руку меч, когда я был немногим старше вашего племянника. Он пригласил моего отца и некоторых местных предводителей на переговоры – во время перемирия, – а затем предательски убил их всех.

Глаза Розалин расширились, она удивленно моргнула.

– Что бы я ни делал, – продолжал Бойд, – уверяю вас, ваши соотечественники поступали намного хуже. Напомнить вам о двух женщинах, которые висели в клетках на стенах английских замков более двух лет? Где, черт возьми, здесь благородство? Жена Брюса, его сестры и дочь до сих пор находятся в плену у вашего короля. Англичане больше пятнадцати лет делали все, чтобы уничтожить и разорить нас: опустошали наши деревни, захватывали наши замки, насиловали наших женщин и убивали наших мужчин. Поэтому, чтобы выиграть эту войну и увидеть свою страну свободной от английского порабощения, если мне потребуется ваш оруженосец, я, черт возьми, использую его. Чтобы выиграть войну, я готов почти на все, так что, возможно, вы вспомните об этом, прежде чем начать разглагольствовать о правилах и кодексах поведения, о которых вы ничего не знаете.

Она отпрянула назад от такого напора, но не испугалась:

– Бог мой, вы не более того, чем вас называют: Налетчик, разбойник, бандит!

Робби называли гораздо худшими именами, но почему-то ее слова задели его глубже и сильнее, чем он мог себе представить. В ярости он вскочил и потянул ее к себе. Это было ошибкой. Стоять рядом с ней было все равно, что попасть в крутой водоворот. Его чувства вспыхнули, как лесной пожар, зажегший его кровь. Он смотрел ей в глаза и мог поклясться, что видел трепетание жилки на ее шее. Робби с трудом удерживал себя, чтобы не коснуться и не погладить это место своим пальцем.

Он не мог понять, была ли Розалин испугана или возбуждена. Она сделала глубокий вдох – и словно электрический разряд проскочил между ними. Ее губы слегка приоткрылись, и это дало ответ на его вопрос: возбуждена. Горячая, мягкая, созревшая.

Робби смотрел на ее губы. Желание, такое яростное и сильное, охватило его, все мускулы его тела напряглись. Он был готов прижаться губами к ее губам.

Что, черт возьми, он делает?

Бойд отпустил ее и сделал шаг назад:

– На вашем месте я бы усомнился в том, что вы правильно оценили мой характер. Менее благородный человек призадумался бы над тем, чтобы принять ваше приглашение.

Глаза Розалин, похожие на яркие изумруды, сверкали от негодования. Леди Клиффорд могла казаться нежной и покладистой, но то, как она защищала своего юного племянника, показало, что она выпускает когти тигрицы, когда разъярена.

Обычно Бойд предпочитал женщин с характером – опытных, знающих, чего хотят. Нежные женщины казались ему скучными. Но это была ошибка, которую он уже не повторит. Ее нежность в сочетании с яростью были на удивление возбуждающими. Безумно возбуждающими.

– Приглашение? Бог мой, вы, верно, сошли с ума! Не знаю, что, по-вашему, вы увидели, но уверяю вас, я уже не наивная мечтательная дурочка, на которую может произвести впечатление щедрая демонстрация гибких мускулов. – Она мило улыбнулась, окинув взором некоторые из этих гибких мускулов. – Я перестала восхищаться громадными варварами, когда мне исполнилось семнадцать.

Когти и острый язычок в придачу. Робби одновременно и восхищался ее характером, и сомневался: говорит ли она правду? Не вообразил ли он себе все это?

Его глаза сузились, когда он подумал о другом. Семнадцать? Боже, сколько же ей было тогда?

Воспоминание о поцелуе, о котором никто из них не хотел упоминать, повисло в воздухе.

– Вам не было восемнадцати лет, – решительно сказал он.

Улыбка Розалин была определенно насмешливой, словно она знала, как ее ответ обеспокоит его.

– Нет, только шестнадцать.

Бойд скорчил гримасу и выругался. Это означало, что ей всего двадцать два. В сравнении с его тридцатью двумя она еще ребенок. Богу было известно, что за эти десять лет он повидал целую жизнь боли и страданий. Внезапно в глазах этой прекрасной девушки, такой молодой, невинной и сияющей, он почувствовал себя очень уставшим и очень старым.

– У вас есть время до утра, чтобы передумать. Но на вашем месте, леди Розалин, я принял бы предложение. Вам вряд ли представится такая возможность еще раз. Не думаю, что тяготы войны придутся вам по вкусу.