Моника Маккарти - Властелин ее сердца

К счастью, деревянная кровать оказалась очень крепкой. Привязав один конец веревки к толстому столбу, Розалин спустила оставшуюся часть в окно. Возможно, им и придется спрыгнуть с высоты нескольких футов, но веревка была достаточно длинной.

Когда звуки, доносившиеся снизу, наконец смолкли и Розалин пришла к убеждению, что все уже уснули, она разбудила Роджера.

Передвигаясь по комнате, словно привидения, они взобрались на кровать и аккуратно раскрыли ставни. Сильно потянув за веревку, Роджер встал на подоконник и посмотрел вниз. Его лицо побледнело, он судорожно сглотнул, но не колебался. Они обменялись взглядами, и он начал спускаться. Розалин затаила дыхание, сдерживая желание вытянуть руки и схватить его. Он, должно быть, почувствовал ее смятение.

– Помни о своем обещании, – прошептал он.

Она замерла.

– Ты тоже.

Через мгновение он исчез. Пять мучительных минут Розалин наблюдала, как веревка натягивалась под его весом. Несколько раз кровать скрипнула, и ее сердце ушло в пятки. Но столб выдержал. Он выдержал! И наконец – наконец! – веревка ослабла. Роджер добрался до земли.

Посмотрев вниз, она не увидела племянника, но сама не колебалась. Сильно натянув веревку, как сделал он, чтобы проверить ее прочность, Розалин стала взбираться на подоконник.

Но прежде чем ее нога коснулась деревянной доски, произошла катастрофа. Ставень не был открыт настежь, она случайно задела его локтем, и он ударился о внешнюю стену – громко.

Розалин замерла, в то время как звук, казалось, разнесся в тишине ночи как удар церковного колокола. Может быть, он не услышит…

Движение и звук дребезжащей двери рассеял ее надежды. Слава Богу, что она закрыла дверь на задвижку.

– Розалин. Откройте дверь.

Она выглянула наружу. Сердце сжалось, словно призывая ее прыгнуть. Отправиться вслед за племянником и приложить все усилия, чтобы убежать.

Но она должна была дать Роджеру шанс. Быстро отвязав веревку, она выбросила ее в окно и закрыла ставни. Ее руки все еще были на защелке, когда дверь с шумом распахнулась.

Встревоженный и раздраженный, Робби не пытался заснуть. Он сидел, прижавшись спиной к двери, и пытался сконцентрироваться на крепком кирктонском виски, чтобы не думать о женщине, одна мысль о которой зажигала его кровь.

Но виски не помогал. Он был настолько настроен на ее волну, что пульс учащался всякий раз, когда он слышал шум.

Но этот звук был совсем другой. Это не были шаги, или шепот, или скрип кровати, когда она поворачивалась. Это был громкий стук, который был совсем неуместен в середине ночи. Поэтому, когда она сразу не отозвалась, он, не колеблясь, выбил задвижку резким движением плеча и ворвался в комнату.

Робби почувствовал поток холодного воздуха. Окно было открыто. Она стояла на коленях на кровати и держалась руками за ставни. Розалин обернулась к нему с испуганным вздохом. Ему показалось, что он увидел вспышку паники в ее глазах, но это могло быть просто удивлением.

– Что вы здесь делаете?

Он закрыл за собой дверь и направился к ней.

– Я могла бы спросить вас о том же.

Робби подошел достаточно близко к ней, чтобы заметить, как она покраснела, жилка на ее шее забилась. Розалин нервничала. Но он не знал, было ли это из-за его присутствия в комнате, из-за того, что он стоял так близко, что чувствовал запах мятного порошка, которым она чистила зубы на ночь, или из-за чего-то другого.

– Почему ставни были открыты?

Он пристально наблюдал за ней, настолько пристально, что заметил, как ускорился ее пульс, прежде чем она ответила:

– В комнате было жарко – я открыла один ставень. Должно быть, от ветра он распахнулся, пока я спала. Мне жаль, что я разбудила вас, но, как вы сами видите, для вашего беспокойства нет причин.

Быстрый, тщательный осмотр комнаты, казалось, подтвердил ее слова. Железный мангал был заполнен торфом и горел в дальнем углу, рядом на маленьком столике были расставлены все необходимые вещи, которыми он просил Кирктона обеспечить ее, на тумбочке горела свеча, кровать стояла у окна…

Все находилось на своих местах.

Но что-то было не так. Бойд протянул руку к задвижке на ставнях позади нее и случайно задел ее грудь. Робби вздрогнул от прикосновения, каждый нерв его напрягся, но он не посмотрел на нее.

Наклонившись, он выглянул наружу. Это было его ошибкой. Ее нежный женственный аромат, который до сих пор был слабым и слегка дразнящим, стал глубоким и всепроникающим, захватывая его ощущения и заставляя его чувствовать себя так, словно он утопает.

Бойд не мог понять, как можно так хорошо пахнуть после двух дней, проведенных в седле, и после того, как она побывала в ловушке в горящем здании. Это, должно быть, была секретная женская магия, чтобы сводить мужчин с ума.

Его тело было напряжено, как натянутый лук Макгрегора, пока он быстро осматривал темноту. Хотя он ничего особенного не увидел, инстинкт подсказывал ему, что что-то не так, а инстинкт спасал его слишком часто, чтобы он мог игнорировать его.

Мальчишка!

– Где Роджер?

Хотя было темно, он заметил, как ее глаза сверкнули, прежде чем указать на примыкающий чердак.

– Спит.

Робби направился к двери, но она остановила его, легко положив ладонь на его руку.

Господи! Его кровь бушевала. Она была слишком близко. Дотрагивалась до него.

– Пожалуйста, не будите его. Мальчик устал и нуждается в отдыхе.

Их взгляды встретились. Что-то произошло между ними. Что-то такое, отчего прервалось его дыхание, остановилось сердце и пол начал уплывать из-под ног. Бойд словно стоял на краю пропасти, разгоряченный, напряженный, старающийся изо всех сил удержаться. Главное – не дотронуться до нее. Это была битва, которую он был обречен проиграть.

Его сердце бешено стучало. От попытки сдержаться мускулы напряглись. Бремя неизбежности навалилось на него, слишком тяжелое, чтобы даже он мог сопротивляться. Он хотел ее так страстно, что чувствовал вкус ее губ на своем языке.

Розалин посмотрела на его губы, приоткрыла свои и ближе наклонилась к нему. Это приглашение было слишком соблазнительным, чтобы можно было ему противостоять. Битва была проиграна.

С глубоким стоном он прижался губами к ее губам. Какое-то мгновение все было так же, как тогда, когда он поцеловал ее в первый раз. Он почувствовал, как хороша она на вкус, какие мягкие у нее губы. Невинная дрожь ее губ заставила его тогда мучительно возжелать быть тем, кто научит ее страсти.

Потом все изменилось, потому что на этот раз он не отступил, а уступил страстному желанию продлить поцелуй. На этот раз он обхватил ее талию, притянул ее ближе, позволил себе утонуть в медовой мягкости ее рта и полностью вкусить ее сладость. На этот раз Робби обхватил ее дрожащие губы своими и показал, как открыться для поцелуя, принять его язык и позволить ему ласкать ее.