Элоиза Джеймс - Обретая любовь

– Грейс, – выдохнул Колин. – Моя Грейс.

Она лежала не шелохнувшись, пока его дыхание не стало ровным. Он так и не проснулся. Затем аккуратно соскользнула с него и некоторое время размышляла. Как видно, не так-то легко позабыть о войне, даже окончательно обосновавшись на берегу.

Наконец Грейс покинула кровать и прошла в туалетную комнату. Здесь она воспользовалась ночным горшком, установленным под небольшим стульчиком, после чего умылась. Было весьма любопытно обнаружить у себя на теле россыпь красных пятен – Колин словно разрисовал ее кожу своими губами.

Она также подмылась, и прикосновение к промежности вызвало легкое покалывание в этом месте, но отнюдь не боль. Ее соски имели темно-розовый цвет – очевидно, от всех этих поцелуев. Закончив обзор собственного тела, Грейс надела ночную рубашку – фактически единственный оставшийся у нее наряд после того, как Колин привел в негодность два ее платья.

Ночная рубашка была пошита из шелка, который в зависимости от освещенности постоянно менял свой цвет – от молочно-белого до бледно-розового. Проблема заключалась в том, что Грейс просто не представляла, как можно предстать в подобном облачении перед мужчиной. Хотя, в сущности, для того этот предмет одежды и был предназначен.

Поглядевшись в зеркало, Грейс пришла к выводу, что ночную рубашку лишь с большой натяжкой можно назвать настоящей одеждой. Подол не достигал даже щиколоток, а ткань была очень тонкой. Грейс скрестила руки на груди: нет, такой вид совершенно недопустим.

В следующую секунду ее внимание было привлечено даже не шорохом, а едва заметным движением воздуха. Обернувшись, она увидела поднявшегося Колина, прикрытого лишь простыней, обмотанной вокруг бедер. Он улыбался ей, и его глаза светились каким-то необычайным светом, какого она прежде в них не видела.

– Колин, зачем ты снял повязку? – обеспокоилась Грейс.

– Сегодня как раз истекли предписанные полтора месяца, – ответил он. И, демонстрируя ей полосу черной материи, добавил: – Но выбрасывать повязку я пока не буду.

– Ты, наверно, видишь все как в тумане? – продолжала беспокоиться Грейс. – Доктор сказал, что такое возможно. Тебе лучше опять ее повязать.

– Со зрением у меня все в порядке, – заверил Колин. Его лицо излучало практически тот же восторг, что и тогда, во время бала, когда он смотрел на Лили. Только сейчас эта эмоция казалась более глубокой, более пьянящей, выражающей одновременно и любовь, и желание.

Грейс тоже улыбнулась, испытывая не меньший восторг, чем он.

– Колин, я так рада! У меня просто нет слов!

– Но мне, наверное, следует проверить остроту своего зрения… И могу сказать, что мне очень нравится этот наряд, который сейчас на тебе.

И Колин медленно, с явным удовольствием осмотрел фигуру Грейс, начиная с ног. Как только его взгляд достиг груди, она снова скрестила руки.

Колин покачал головой.

– Что?..

– Опусти, пожалуйста, руки.

Грейс нахмурилась.

– И не подумаю. Вообще ты не должен заглядывать сюда, за ширму… Я уверена, что супружеские пары себе такого не позволяют.

– Откуда нам знать, как ведут себя супруги?

– Действительно, мы ведь еще даже не обвенчаны.

– Мы обвенчаемся завтра утром. Полагаю, твоя мать уже сегодня вышлет специальное разрешение на брак.

Грейс засмеялась, изумленная его догадливостью.

– Я знаю герцогиню практически столько же времени, сколько и ты, – заметил он. И вновь попросил: – Грейс, опусти руки.

Голос Колина был спокойным, но взгляд его глаз почти обжигал. Те несколько секунд, в течение которых они молча смотрели друг на друга, могли вместить в себя все годы их знакомства, все ее доверие и любовь к нему.

Грейс опустила руки, а затем, чтобы еще больше порадовать его, слегка выгнулась вперед грудью, и ее соски… Она была уверена, что он отчетливо их увидел. Колин сглотнул, и это можно было считать ее победой. Затем он вновь приподнял черную повязку.

– Я ее не выбрасываю, потому что произошедшее этой ночью стало для меня открытием.

Грейс не сомневалась, что на ее щеках проступил румянец. Действительно, после того как он завязал ей глаза, она, похоже, совсем позабыла о достоинстве и о том, как должна вести себя настоящая леди.

Колин между тем шагнул вперед, чмокнул ее в нос и сказал:

– Грейс, ты самая прекрасная женщина в мире. – После чего склонил голову и поцеловал уже в губы. При этом он прикрыл глаза, и его густые ресницы коснулись ее щек.

– Ничего подобного, – возразила она, обвивая руками его шею. – Я скорее просто миловидная, но никак не красавица, так что не надо мне врать, я этого не люблю. – И Грейс наградила его ответным поцелуем.

Разомкнув веки, Колин устремил на нее взгляд.

– Ты ведь можешь читать по моим глазам?

– Думаю, что могу, – с некоторой настороженностью проговорила Грейс. Она действительно не один год наблюдала за ним.

– Я люблю тебя. И хочу стать твоим мужем. И я в самом деле считаю тебя прекраснейшей женщиной в мире.

Своим цветом его глаза напоминали океан в сумерки – глубокий, спокойный и слегка позолоченный последними лучами заходящего солнца.

– Да, я вижу, – как-то по-глупому произнесла она.

– Мы оба это видим, – прошептал Колин и потерся носом о ее нос. – Твоя любовь берегла меня от смерти все эти годы, проведенные в море.

Она прижалась головой к его плечу.

– Не говори так. Для меня нестерпима мысль, что ты постоянно подвергался опасности.

– Я думаю, что только благодаря твоим письмам мое сердце окончательно не высохло. Ты поедешь со мной в Арбор-Хаус?

Грейс кивнула, потершись щекой о его теплую грудь.

– Тогда отправляемся туда без промедления. Сразу же после завтрака.

– Нет.

– Почему?

Грейс отстранилась от Колина и прошла к ширме, где обернулась и глянула на него поверх плеча. Кто бы мог подумать, что внутри ее таится такая кокетка? Она сама, во всяком случае, об этом не подозревала. Однако ей не хотелось, чтобы Колин думал, будто она может быть смелой лишь с завязанными глазами.

Контур его челюсти стал более жестким. Колин явно не привык к тому, чтобы его воле кто-то противился. А значит, Грейс следует практиковать это как можно чаще.

– Колин… – начала она, несколько позабавленная одновременной хрипловатостью и мягкостью своего голоса.

– Что? – отозвался он, приподняв бровь.

– Помнишь, как ты повелел мне опустить руки?

– Да, помню.

Покачивая бедрами, Грейс вышла из алькова. В тонкой ночной рубашке это выглядело, наверное, особенно эффектно.

Затем развернулась и указала на кровать.

– Живо в постель!

– Что? – Голос Колина был спокойным, но при этом имел несколько опасную интонацию. Капитан Берри, конечно же, не привык, чтобы им кто-то командовал, за исключением разве что адмирала.