Элоиза Джеймс - Обретая любовь

В груди клокотало что-то похожее на ярость при мысли, что какой-то другой мужчина прикасался к его жене. Сам Гриффин за годы, проведенные вдали от родины, нигде не оставил после себя потомства, поскольку не пренебрегал так называемыми «французскими письмами». Поппи же, как видно, и не пыталась предохраняться. Однако он не мог утверждать, что покинул ее удовлетворенной, поэтому…

– Отец Колина… – с невольной резкостью проговорил Гриффин. – Где он?

Последний десяток лет многие чуть ли не подскакивали, стоило ему хоть немного повысить голос. Но эта эффектная женщина, сидящая перед ним, даже не дрогнула.

– Он умер, – сообщила она после бесконечно долгой паузы.

– У тебя есть другие дети? – выдавил из себя Гриффин, едва не задохнувшись. Он был так осторожен со своим семенем, тогда как его жена…

– Еще двое, – ответила она, глядя на него без всякого страха.

Черт… Настоящая «пиратская невеста». В глазах ни единого проблеска угрызений совести и хоть какого-то стыда.

– Ты, должно быть, полагала, что я никогда не вернусь?

– Ты не давал мне оснований думать иначе. Поначалу я интересовалась у твоего поверенного, мистера Петтигру, о твоих планах, но потом прекратила расспросы.

Что ж, вполне разумно и логично…

– Ты покинул страну и, насколько мне известно, занялся пиратством, а это занятие редко кто бросает. И тебе, как видно, сопутствовал успех, принимая во внимание те немалые суммы, которые доставлял мистер Петтигру.

В ее голосе не ощущалось ни единой капли чувства вины. Его жена была невероятно привлекательной женщиной, с волосами цвета спелой пшеницы… И кроме того, обладала стальным характером.

– Последние семь лет я был капером, – сказал Гриффин. – На мачте у нас развевался флаг Королевства Сицилия, и по большей части мы топили именно пиратские корабли.

– Боюсь, я не совсем понимаю разницу.

– Каперы уполномочены правительством той или иной страны атаковать пиратов, обеспечивая таким образом безопасность судоходства. Мы также нападали на рабовладельческие корабли и освобождали невольников.

– Значит, ты никого не заставлял шагать за борт по доске?

Гриффин помотал головой.

– Никогда. Даже на самом первом корабле, после того как меня похитили, я…

– Тебя похитили? – Его слова наконец-то вывели Фиби из этого надменного спокойствия. – То есть силой доставили на корабль?

– А ты решила, что я по доброй воле покинул Англию?

Похоже, именно так она и думала. Гриффин и не предполагал, что ее фарфоровая кожа способна стать еще бледнее, но это оказалось возможным. Ее глаза выражали жалость. Неужели к нему?

– Мне было семнадцать, – продолжил Гриффин. – Невысокий, как ты упомянула, и не очень-то сдержанный. Я напился тогда до беспамятства, первый раз в жизни, и стал легкой добычей для вербовщиков. И в ту же ночь, еще до рассвета, корабль, на который я попал, взял курс на Вест-Индию.

– Напился до беспамятства?.. То есть сразу после того как убежал?

Черт… Даже столько лет спустя он по-прежнему испытывал неловкость.

– После моего фиаско в нашу первую брачную ночь я отправился в ближайший паб, – сухо проговорил Гриффин. – Где накачался под самую завязку. А очнувшись, обнаружил себя уже в море.

– Мы здесь этого даже не знали, – прошептала Фиби. – Я думала, ты меня просто бросил.

Интонация ее голоса была вроде как извиняющейся, и Гриффину хотелось принять это извинение, однако он уже давно решил во всем придерживаться правды, какой бы горькой та ни была.

– Возможно, я действительно сбежал бы, то есть самостоятельно, если бы мог обдумать такой вариант. Но я был слишком пьян для связного размышления.

– Нам даже в голову не приходило, что тебя могли похитить, иначе мы непременно предприняли бы меры. Мой отец… мы все подумали, что ты просто устыдился брака с представительницей более низкого сословия.

– Твой отец еще жив?

Она покачала головой.

– Его не стало семь лет назад.

Все ясно – дождалась смерти отца и уже тогда обзавелась любовником. Подобное обстоятельство вызывало еще бо́льшую досаду. Гриффину следовало бы вернуться пораньше.

– И где же остальные дети? – поинтересовался он, буквально выдавливая из себя слова.

– Ты сердишься? – спросила Фиби, игнорируя его вопрос. – Многие мужчины пришли бы в ярость… Если б, вернувшись после долгой отлучки, обнаружили тройное прибавление в семействе.

– Я не в праве предъявлять претензии, – произнес он сдавленным голосом.

– А у тебя есть дети?

– Нет! – практически рявкнул Гриффин, неожиданно для самого себя.

Но она даже не вздрогнула. Вместо этого ее глаза наполнились сочувствием, и, подавшись вперед, она накрыла его ладонь своей.

– Хочу сказать, что твой недуг не является чем-то исключительным, – мягко произнесла Фиби. – Наверное, ты и сам в этом убедился во время своих странствий по миру.

Подобная манера речи, вероятно, характерна для нее, подумал Гриффин. Она была и доброжелательной, и сдержанной, обладая при этом восхитительным чувством собственного достоинства.

И тут до него дошел смысл ее вопроса. Она полагала, что он ни на что не способен! Не только породить дитя, но и вообще!

– Именно поэтому, Поппи, ты и обзавелась своими собственными детьми? – Помимо воли эти слова Гриффин процедил сквозь стиснутые зубы.

Ее взгляд стал несколько жестким.

– Что ты такое говоришь?

– А то, что у тебя имеются незаконные дети!

– Да я не о том, – отмахнулась Фиби, как будто ее дети не имели никакого значения. – Почему ты называешь меня Поппи?

– Потому что это твое… Разве это не твое имя?

– Разумеется, не мое. – Она сморщила нос. – И оно мне не нравится.

– Не нравится? – Гриффин был несколько ошеломлен. Именно в честь нее, своей покинутой жены, он назвал свой корабль. И сначала «Летучий Мак», а затем и «Мак II» наводили ужас на пиратов по всему миру.

– При рождении мне дали имя Фиби, – сообщила она, приподняв подбородок и сверкнув глазами.

Гриффин прокашлялся и сказал:

– Звучит неплохо.

Черт побери… Должно быть, он ослышался во время венчания.

– Ну и что ты здесь делаешь, Гриффин? – судя по интонации, Фиби хотела подчеркнуть, что уж она-то помнит его имя.

– Я вернулся домой, – ответил он.

Несмотря на все обстоятельства – и то, что она считала его импотентом, и то, что родила троих детей за время его отсутствия, и то, что он не запомнил имя собственной жены, – у него было ощущение, что их отношения так или иначе наладятся.

– Это мой дом, – твердо сказала Фиби.

– Но ты ведь моя жена. – Гриффин улыбнулся, любуясь тем, как скривились ее сочные губки. Его милая женушка была слишком чопорной. Ему предстояло научить ее более легко относиться к жизни.