Джуд Деверо - Рыцарь в сверкающих доспехах

– Проглотите вот это, – наставляла Даглесс, протянув женщине таблетку, – и запейте. Должно подействовать минут через двадцать.

– Матушка, – снова начал Николас. Но леди Маргарет, отмахнувшись, проглотила таблетку.

– Если ей станет хуже, ты заплатишь, – тихо предупредил Николас, и Даглесс поежилась. Что, если люди шестнадцатого века не готовы к современным лекарствам? Что, если у леди Маргарет аллергия?!

Но Даглесс не шевельнулась, продолжая стоять на том же месте, хотя мокрая одежда липла к телу, вызывая озноб. Волосы прилипли к голове, но никто и не подумал предложить ей полотенце. Все будто не дыша смотрели на леди Маргарет, лежавшую на вышитых подушках. Даглесс нервно переступила с ноги на ногу и внезапно заметила, что в комнате есть еще кто-то. Женщина, полускрытая занавесками кровати. Даглесс разглядела только силуэт в платье с узким корсажем и широкой юбкой.

Стоило Даглесс кашлянуть, как Николас настороженно вскинул голову.

Эти двадцать минут оказались самыми длинными в ее жизни. Но все обошлось. Таблетка подействовала. Леди Маргарет стало легче дышать, голова прояснилась, и отвратительное простудное состояние почти прошло. Женщина выпрямилась и удивленно развела руками.

– Я исцелилась! – объявила она.

– Не совсем, – ответила Даглесс. – Лекарство только снимает симптомы. Вам нужно оставаться в постели и пить побольше апельсинового сока… или чего-то в этом роде.

Женщина, стоявшая у кровати, вышла из тени, нагнулась над леди Маргарет и подоткнула одеяла.

– Говорю вам, я здорова! – запротестовала леди Маргарет. – А ты убирайся!

Врач поспешно выскочил из комнаты.

– Николас, возьми ее, накорми, обсуши, одень и приведи ко мне завтра с утра. Пораньше.

– Я? – надменно бросил Николас. – Я?!

– Ты нашел ее, значит, ты за нее и отвечаешь. А теперь уходите.

Николас презрительно скривил губы.

– Идем! – процедил он, и Даглесс услышала в его голосе не только гнев, но и презрение.

Она молчала, пока они не очутились в коридоре. Только здесь, подальше от посторонних ушей, она посмела обратиться к нему:

– Николас, мы должны поговорить.

Он резко обернулся, и она едва не отшатнулась при виде все той же брезгливой гримасы.

– Нет, мадам. Это не обязательно. И кстати, для вашего сведения: я сэр Николас, рыцарь королевства, – сухо объяснил он, прежде чем идти дальше.

– Сэр Николас? Не лорд? – удивилась она.

– Я всего лишь рыцарь. Мой брат граф.

Даглесс остановилась:

– Брат? Хочешь сказать – Кит? Кит жив?!

На этот раз лицо Николаса исказилось яростью.

– Не знаю, кто ты и откуда тебе известно о моей семье, но предупреждаю, ведьма, попробуй причинить зло хотя бы одному члену этой семьи… и если хотя бы один волос на голове матери изменит цвет, ты заплатишь жизнью. И даже не думай испытывать свое колдовство на моем брате!

Даглесс ничего не ответила. Здорово! Просто класс! Она промчалась через четыре столетия, чтобы спасти голову Николаса, а он только и знает, что грозится ее убить! Но как заставить его выслушать?

Они поднялись еще выше, и Николас распахнул дверь:

– Будешь спать здесь.

Она переступила порог. Куда девалась светлая, полная сокровищ комната?! Она оказалась в каморке, больше похожей на тюремную камеру, с крохотным оконцем под самым потолком и прикрытым грязным одеялом бугристым тюфяком в углу.

– Я не могу остаться здесь, – ужаснулась Даглесс.

Но Николас уже захлопнул за ней дверь и повернул ключ в замке.

Даглесс долго кричала, колотя в дверь кулаками, но никто не пришел. Она осталась одна, в темноте и холоде!

– Ты ублюдок! – завопила она, бессильно соскользнув по двери на пол. – Ты грязный ублюдок…

Ни ночью, ни утром за ней не пришли. У нее не было ни еды, ни воды, и свет едва проникал в тесное помещение. Оказалось, что в другом углу стояло старое деревянное ведро, должно быть служившее чем-то вроде ночного горшка. Даглесс попыталась лечь, но уже через несколько минут почувствовала, как по коже ползают десятки крохотных насекомых: то ли блохи, то ли клопы, в темноте не разглядеть.

Даглесс как ужаленная вскочила и прислонилась к холодной каменной стене.

Утро отличалось от ночи только тем, что вместо полной темноты в комнате воцарился полумрак. За эти часы она расчесала все тело так, что из царапин сочилась кровь. Когда же ее освободят? Леди Маргарет сказала, что хочет видеть ее пораньше с утра.

Но никто не приходил.

Извернувшись и поднеся руку к узкому лучику света, проникавшему через окно, она смогла увидеть циферблат наручных часов. Если время соответствовало елизаветинскому, был уже полдень. Но за дверью по-прежнему не слышалось шагов.

Даглесс пыталась не поддаваться отчаянию и снова и снова мысленно повторяла все, что рассказал Ли о событиях, приведших к казни Николаса. Необходимо каким-то образом его предупредить. Не дать Леттис и Роберту Сидни использовать Николаса в своих целях.

Но что она может сделать здесь, запертая в темной, населенной блохами клетушке? Николас не только не желает ничего слушать, но еще и ненавидит ее! Что же такого оскорбительного она сказала ему, когда увидела вчера? Упомянула о возлюбленной Леттис?

В комнате было холодно, и Даглесс, дрожа, то и дело почесывала голову. В двадцатом веке она всегда могла положиться на богатство и имя Монтгомери. И хотя до получения денег было еще много лет, Даглесс всегда знала, что они у нее есть, и могла предложить целый миллион за то, в чем отчаянно нуждалась.

Но сейчас, в шестнадцатом веке, у нее не было ничего. Она была ничем. Остались только сумка, полная чудес двадцатого века, и знания о том, что ждет впереди. Ей нужно любым способом убедить этих людей, что они просто не имеют права бросить ее в тюрьму и оставить гнить на веки вечные. И если в первый раз она подвела Николаса, потому что не имела нужной информации, сейчас не оплошает. И сделает все, чтобы уберечь семью Стаффордов.

Недавнее безразличие сменилось душевным подъемом. Отец любил рассказывать дочерям об их предках, Монтгомери, живших в Шотландии и Англии. Кое-кто перебрался в Америку, которая тогда считалась колонией. Одна история о героических деяниях и победах сменяла другую.

– Если смогли они, значит, смогу и я, – объявила Даглесс вслух, после чего решительно добавила: – Николас, немедленно освободи меня из этого ужасного места.

Закрыв глаза, она сосредоточилась и мысленно позвала его. Николас не замедлил явиться. Лицо его потемнело от гнева.

– Николас, я хочу с тобой поговорить, – начала она.

– Матушка спрашивала о тебе, – буркнул он, отворачиваясь.

Даглесс поплелась за ним. Ноги подкашивались от слабости, глаза отвыкли от света.