Тесса Дэр - Леди полуночи

– Ты просто красавец.

– Хватит повторять эти глупости.

– Если я говорю глупости, то только по твоей вине. Этот упрямый подбородок… – Она провела по нему кончиком пальца. – Он не дает мне покоя. И твои глаза. Я вижу в них какую-то загадку, которую хочется разгадать.

– И не пытайся. Ты меня не знаешь. – Говорил он хрипло, но взгляд был полон желания. Откровенного, неистового желания.

Да! Кейт содрогнулась от чувства триумфа. Чего-то она все-таки добилась.

– Я знаю, что ты закрыл меня собой от удара, пусть всего лишь арбуза. – Она засмеялась. – Это было начало. А когда ты смотришь на меня, вот как сейчас, я с трудом себя узнаю и ощущаю женщиной, чего никогда не было раньше. И неопытной девчонкой тоже. Мне все время приходится напоминать себе не делать глупостей – например, не крутить на пальце волосы, не скакать на цыпочках. Я думаю, уже одно это служит доказательством твоей привлекательности, по крайней мере для одной женщины.

И если она права и эта искорка в его глазах говорит о глубоко запрятанном желании…

Кейт подумала, что могла бы прожить всю жизнь счастливо, даже если бы ее считал красивой один-единственный мужчина.

Он положил руки ей на талию и привлек к себе. Кейт ахнула от неожиданности и его силы, которую, как ей показалось, он продемонстрировал специально.

– Я тебя не боюсь.

– И напрасно. – Подхватив ее за талию, он сделал три шага и прижал ее спиной к каменной стене. – Ты должна бояться вот этого. Одна минута, проведенная здесь со мной, может разрушить твою жизнь. Ты потеряешь все, чего так хочешь добиться.

Кейт понимала – он говорит правду. В каких-нибудь ста ярдах отсюда находятся люди, которые предложили ей человеческое общение и любовь семьи, о чем она мечтала и на что надеялась с детства. Грамерси воплотили ее сердечное желание.

А она здесь с ним обнимается, попирая освященную землю, не думая ни о чем. Она что, сошла с ума?

Наверное.

А может, нашла другое сердечное желание?

Неужели на такие желания существует лимит и девушка не может иметь их больше одного?

Грамерси дали ей поддержку семьи, но Торн подарил способность чувствовать себя желанной, нужной ему. В детстве она даже не представляла, что такое можно пожелать.

– Что ты делаешь со мной? – прошептала Кейт.

– Ничего из того, что хотел бы.

Она улыбнулась. И опять эта вспышка обезоруживающей трезвости. О, в какой беде она еще может оказаться! Пытаться добиться от этого человека проявления чувства – это то же самое, что выжимать мед из камня. Но он так крепко ее обнимает, а она не может отказать себе в желании добиться от него большего.

«Только не замыкайся в себе, – мысленно приказала ему Кейт. – Только не ускользай от меня».

И взялась за дело, как мастер берется за долото и молоток, чтобы обработать камень, освободив его от всего лишнего.

– Красавец. Соблазнительный. Изумительный. Благородный. Волнующий до обморока. Великолеп…

Торн прервал ее словоизвержение, и ей стало понятно, что она, оказывается, лгунья.

Кейт опрометчиво сказала, что не боится его, но это было до того, как ее коснулись его губы, до того, как его язык вторгся к ней в рот: глубоко, потом еще глубже, исследуя, лаская, что-то требуя, пробуждая такие чувства, которые она не знала, как удержать под контролем.

Низкий стон вырвался у него из груди. Тяжелое мускулистое тело навалилось на нее, прижало к стене, а ветви старого дерева, возвышавшегося над ними, прикрыли их со всех сторон. От этого ей показалось, что и воздух стал темным и глянцево-зеленым. От ветерка жесткие узкие листья цеплялись за нее, царапали ей кожу, словно коготки неведомого существа. Она вдруг ощутила себя свободной, будто она часть чего-то большого, изначального, естественного и древнего, как само время.

Их поцелуй длился, его руки блуждали по ее телу. Наверное, это предосудительно, но ей нравилось. Стало даже интересно: что, если бы она была более опытной, сумела бы дотронуться до него? Обняла бы за талию, например? Засунула бы руку под сюртук, чтобы оценить скульптурную лепку груди?

Пока нет. Кейт удовольствовалась тем, что коснулась его подбородка, крепкого, тяжелого, уже покрытого новой щетиной, хотя только что миновал полдень, обняла руками за сильную шею, погладила осторожно и нежно стриженые волосы на затылке. Каждый в этом мире заслужил свою частичку нежности: она понимала это, как никто.

Торн же вел себя куда менее сдержанно: сжав ее в объятиях, целовал, издавая хриплые стоны, и все крепче прижимал к своему телу. Соседство с силой рождало в ней трепет. Дрожь пронзала до самых кончиков пальцев, обостряя все чувства.

Соскользнув губами на шею, как будто целовал против воли, нарушая правила морали и приличий, он пробормотал проклятие, Кейт вздрогнула от этого богохульства, но разволновалась еще больше. Ей стало понятно, что здесь, в крошечном церковном дворике, со всех сторон ограниченном стенами, она смогла наконец избавить его ото всех внутренних барьеров. Доспехи были сняты, о долге или каких-либо обязательствах позабыто. И все благодаря ей.

А Торн и не думал на этом останавливаться. Его поцелуи спускались все ниже и ниже вдоль левой стороны ее шеи, а правая рука от талии стала подниматься выше, к груди. Губы и рука, судя по всему, вознамерились встретиться в одном месте, на чувствительной вершинке, которая вдруг затвердела и стала болезненной, ограниченная тканью платья.

«Я должна его остановить», – как-то отстраненно подумала Кейт. Мысль как пришла, так и ушла.

Когда его рука легла на обтянутую платьем грудь, она едва не задохнулась от наслаждения и облегчения, а когда сжала нежное полушарие и чуть прихватила пальцами возбужденный сосок, содрогнулась всем телом от глубокой и сладостной муки. Он уткнулся лицом ей в грудь, туда, где билось сердце. И столько в этом жесте было нежности и доверчивости, что Кейт едва не заплакала. Кто мог предположить, что этот холодный, суровый человек способен на такое? Никто!

– Кэти, – простонал Торн. – Я весь пылаю тобой.

Всего несколько слов, произнесенных хриплым голосом, прозвучали для нее как самые сладостные стихи: «Я весь пылаю тобой».

Такие жаркие слова! Полные опасности. С непредсказуемым эффектом.

Ей показалось, что сила его желания что-то изменила в ее ощущениях. Чулки почему-то начали вызывать зуд, и захотелось от них избавиться. Между ног набухло и заныло. Корсет стал тесным и при каждом вдохе давил на грудь. Внутри росло нетерпение, и до дрожи хотелось, чтобы он продолжал ласкать ее, не отвлекаясь ни на что.

Запустив палец в вырез платья, Торн провел вдоль кромки, обнажая плечо, одновременно продолжая целовать шею, спускаясь губами все ниже и ниже.