Сьюзен Филлипс - Герои – моя слабость

– Нет, он приехал один. Возможно, вы не слышали… его жена умерла в прошлом году.

Так ли это? Энни поспешно отвела глаза от окна, пока воображение снова не завело ее в непроходимые дебри. Поблагодарив Барбару, она медленно побрела обратно в Мунрейкер-Коттедж.

Несмотря на холод, боль в груди и зловещее видение в окне Харп-Хауса, настроение у нее немного поднялось. Появилась надежда, что скоро удастся вернуть машину, а заодно решить проблему с отоплением и электричеством. Тогда можно будет всерьез заняться поисками неведомого наследства, оставленного Марией. В конце концов, коттедж не слишком велик. Обыскать его не составит труда.

Энни в который раз пожалела, что не может продать домик. Увы, когда дело касалось Марии и Эллиотта Харпа, неизменно возникали сложности. Она ненадолго остановилась передохнуть. Харп-Хаус построил дед Эллиотта в начале девятисотых годов, и позднее Эллиотт скупил окрестные земли, включая Мунрейкер-Коттедж. По какой-то неведомой причине Мария полюбила уединенный домик и во время развода потребовала, чтобы Эллиотт оставил коттедж ей. Поначалу тот отказался, но к моменту окончательного подписания документов о разводе бывшие супруги пришли к компромиссу. Коттедж переходил в собственность Марии при условии, что она будет проводить там каждый год шестьдесят дней подряд. В случае несоблюдения этого требования дом переходил во владение семейства Харп. Никаких отступлений от договора не допускалось. Если бы Мария покинула остров прежде установленного срока в шестьдесят дней, она не смогла бы вернуться назад и начать сначала.

Мать Энни была истинной горожанкой, и Эллиотт не сомневался, что сумел одержать над ней верх. Уехав с острова хотя бы на одну ночь во время оговоренных двух месяцев, она навсегда потеряла бы дом. Но, к разочарованию и досаде Харпа, Марию вполне устраивало условие соглашения. Она полюбила остров, хоть и не питала теплых чувств к Эллиотту. Не имея возможности навещать друзей, Мария приглашала их погостить. В ее доме находили приют как маститые художники, признанные писатели и знаменитые актеры, так и молодые таланты, нуждающиеся в поддержке. Они охотно пользовались гостеприимством хозяйки, предоставлявшей в полное их распоряжение студию при коттедже. Там можно было писать, сочинять, ваять, рисовать и заниматься творчеством сколько душе угодно. Мария уделяла своим богемным приятелям больше заботы и внимания, чем собственной дочери.

Плотнее запахнув накидку, Энни продолжила путь. Она унаследовала коттедж на тех же условиях, на каких он достался Марии. Ей следовало прожить на острове два полных месяца, в противном случае домом завладела бы семья Харп. Но, в отличие от матери, Энни терпеть не могла Перегрин-Айленд. Впрочем, ей все равно больше некуда было идти. Если не считать побитого молью дивана в кладовке кофейни, где она прежде подрабатывала. Из-за болезни матери и последовавшей за ней пневмонии, от которой Энни еще не успела полностью оправиться, ей не удалось сохранить ни одну из своих работ. У нее не осталось ни сил, ни денег на поиски другого жилья.

Когда она поравнялась с замерзшим болотом, ноги уже отказывались держать ослабевшее тело. Энни пыталась отвлечься, издавая потусторонние стоны и упражняясь в замогильных подвываниях. Довольная собой, она едва не рассмеялась. Может, она и никудышная актриса, но искусная чревовещательница.

Тео Харп ничего не заподозрил.

Пробудившись на второй день, Энни уже не испытывала прежнего глухого отчаяния. У нее была вода, электричество и дом, хоть и холодный, но вполне пригодный для жилья. Накануне из беседы с Букером, словоохотливым мужем Барбары Роуз, Энни узнала, что о возвращении Тео Харпера судачил весь остров.

– Смерть его жены – настоящая трагедия, – вздохнул Букер, благополучно разрешив все бытовые проблемы Энни. Он показал ей, как запускать генератор, объяснил, как уберечь трубы от замерзания, и научил экономно расходовать пропан. – Мы все искренне переживали за Тео. Парень, конечно, со странностями, но он проводил здесь каждое лето. Вы читали его книгу? – Энни чертовски не хотелось признаваться, что читала, поэтому она лишь уклончиво пожала плечами. – От этой книжки мою жену мучили ночные кошмары почище, чем от романов Стивена Кинга, – признался Букер. – У молодого Харпа богатое воображение. Не представляю, как можно такое выдумать.

«Санаторий», мрачный, перегруженный жестокими сценами роман о лечебнице для душевнобольных преступников представлял собой тошнотворный сплав ужастика и фантастики. Пациентов больницы, в особенности тех, кому доставляло удовольствие мучить своих жертв, отправляли в прошлое. У Энни эта книга вызвала лишь отвращение. Благодаря бабушке, учредившей трастовый фонд в пользу внука, Тео не нуждался в деньгах. Ему не было надобности зарабатывать на жизнь писательством, и от этого его сомнительное творчество в глазах Энни выглядело еще более предосудительным, хотя состряпанная им книжонка и стала бестселлером. Должно быть, теперь он трудился над продолжением «Санатория», и этот опус Энни уж точно не собиралась читать.

После ухода Букера она распаковала продукты, купленные еще на материке, проверила, все ли окна закрыты, придвинула к двери стальной журнальный столик, легла и провалилась в сон. Проспав двенадцать часов, она проснулась, как всегда, от кашля, с мыслями о деньгах. Энни погрязла в долгах, тревога не оставляла ее ни днем, ни ночью. Лежа под одеялом, уставившись в потолок, она попыталась придумать какой-то выход.

Когда Марии поставили смертельный диагноз, та впервые за много лет вспомнила о дочери, и Энни тотчас пришла на помощь, а позднее без колебаний бросила работу, чтобы не оставлять мать одну.

«Как вышло, что я воспитала такого робкого, боязливого ребенка?» – недоумевала Мария в молодости. Но к концу жизни ее начали терзать страхи, она цеплялась за дочь, страшась одиночества, умоляла не бросать ее.

Энни потратила все свои скромные сбережения, оплачивая аренду роскошной квартиры Марии в Манхэттене, чтобы матери не пришлось съехать, а потом впервые в жизни воспользовалась кредитом. Энни покупала разнообразные травяные снадобья, которые как будто бы приносили матери облегчение (по крайней мере так та уверяла), заказывала новые книги – источник творческого вдохновения Марии и особую еду, позволявшую больной избежать потери веса.

Чем слабее становилась Мария, тем большей благодарностью проникалась она к дочери. «Не знаю, что бы я без тебя делала». Эти слова целительным бальзамом изливались на душу обиженного ребенка, жаждущего одобрения строгой матери. Ребенка, что поселился внутри взрослой Энни.