Сьюзен Филлипс - Герои – моя слабость

Теперь уже Энни смутилась не на шутку. Все сказанное Джейси походило на правду. Но как насчет того, о чем она умолчала? Энни скрестила руки на груди.

– Прошлой ночью я покинула остров. Но, думаю, тебе об этом уже известно.

– Покинула остров? – Джейси притворилась встревоженной, как будто ни о чем не подозревала. – Но тебе же нельзя. Тебя кто-нибудь видел? Зачем ты уезжала?

Энни почувствовала, как сквозь ее гнев, словно трава из-под корки асфальта, пробивается сомнение. Впрочем, она всегда отличалась излишней доверчивостью, изощренному лгуну ничего не стоило обвести ее вокруг пальца.

– Твой телефонный звонок отлично сработал.

– Какой звонок? Энни, о чем ты говоришь?

Энни не позволила сбить себя с толку.

– Кто-то позвонил Барбаре, сказав, что Тео в больнице. Я об этом звонке.

Джейси вскочила со стула.

– В больнице? С Тео все в порядке? Что случилось?

«Не дай ей провести тебя, – предупредила Милашка. – Не будь наивной».

«Но… по-моему, она говорит правду», – вступилась за Джейси Плутовка.

За всеми событиями последних недель стояла Джейси. Она лгала, у нее имелся мотив, и вдобавок она отлично знала, когда Энни приходит и уходит.

– Скажи мне, – настойчиво потребовала Джейси.

Ее голос звучал так решительно, так непривычно твердо, что Энни растерялась еще больше. Она помолчала, собираясь с мыслями.

– Барбаре Роуз позвонили якобы из больницы… – Она рассказала Джейси о своей поездке на материк, обо всем, что случилось… и чего не случилось. Энни изложила свою историю холодно и сухо, внимательно следя за реакцией Джейси.

Когда она закончила, глаза Джейси наполнились слезами.

– Ты считаешь, это я позвонила Барбаре? Думаешь, после всего, что ты для меня сделала, я поступила бы так?

Энни попыталась придать лицу безразличие.

– Но ты влюблена в Тео.

– Тео всего лишь фантазия! Мечтая о нем, я отвлекалась от мыслей об ужасах, через которые мне пришлось пройти с Недом. Мне нравилось строить воздушные замки, но я никогда не обманывалась, принимая выдумку за реальность. – По щекам Джейси покатились слезы. – Я не слепая. Думаешь, я не знаю, что вы любовники? Ты хочешь знать, больно ли мне? Да. Мучает ли меня временами ревность и зависть? Да, слишком часто. Тебе удается все, за что бы ты ни взялась. Ты так много всего умеешь. Ты умная. Но в людях ты совсем не разбираешься. – Резко отвернувшись, Джейси быстро вышла за дверь.

Энни рухнула в кресло, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Как вышло, что она совершила такую ужасную ошибку? А может, это вовсе не ошибка? Джейси могла и солгать. Но в душе Энни знала: Джейси сказала правду.

Энни вернулась в коттедж – она не могла больше оставаться в Харп-Хаусе. Ганнибал встретил ее в дверях и проследовал за ней в ванную, где она избавилась от пистолета. Подхватив кота на руки, Энни отнесла его на диван.

– Я буду скучать по тебе, дружок.

После бессонной ночи ее покрасневшие глаза горели, словно под веки насыпали песку, а желудок сводило спазмами. Поглаживая кота, Энни обвела взглядом комнату. Похоже, ей предстояло покинуть остров почти налегке. Мебель принадлежала Тео, а кастрюли и сковородки не нужны, когда нет кухни. Из одежды Марии она решила забрать себе лишь несколько шарфов да красную накидку, а остальное оставить в коттедже. Что же до воспоминаний о Тео… Придется выдумать способ расстаться и с ними тоже, сказала она себе.

Энни моргнула, морщась от рези в глазах. Почесав Ганнибала за ухом, она опустила его на пол и подошла к опустевшим книжным полкам, где осталось лишь несколько старых книг в ветхих бумажных обложках да ее детский альбом, «Книга грез». Она чувствовала себя раздавленной, опустошенной. Энни взяла в руки альбом. Из него выпала театральная программка и несколько журнальных фотографий моделей с гладкими прическами. Когда-то ей казалось, что ее ждет шумный успех. Детские иллюзии.

Кот подошел и потерся о ее ноги. Перевернув страницу, Энни наткнулась на рецензию, написанную ею самой, где подробно разбиралась пьеса с участием звезды нью-йоркской сцены, непревзойденной Энни Хьюитт. Ох уж этот оптимизм юности.

Энни нагнулась, чтобы подобрать выпавшие из альбома листки, среди которых оказалось и два коричневых конверта, в каких она обычно хранила документы. Раскрыв один из них, она обнаружила рисунок тушью на плотной бумаге. Энни не помнила, чтобы этот эскиз встречался ей раньше. Похожий рисунок лежал и во втором конверте. Она поднесла их к окну. На обоих листах в правом нижнем углу стояла подпись. Энни недоверчиво моргнула. «Н. Гарр».

Сердце ее на мгновение замерло. Она внимательнее присмотрелась к наброскам. Ошибки быть не могло. Подпись принадлежала Нивену Гарру.

Энни принялась лихорадочно перебирать в памяти все, что знала о нем. Он приобрел широкую известность как живописец-постмодернист, а позднее, за несколько лет до своей смерти, увлекся фотореализмом. Мария всегда критически отзывалась о его творчестве. Странно, если учесть, что Энни нашла в коттедже три альбома с репродукциями его работ.

Она разложила рисунки на столе, где было светлее всего. Эти эскизы Мария и оставила ей в наследство. Они стоили целое состояние!

Энни опустилась на деревянный стул с ажурной спинкой. Откуда у матери эти рисунки, и почему ей понадобилось окружать их тайной? Мария никогда не упоминала о своем знакомстве с Гарром, а тот определенно не принадлежал к кругам, в которых она вращалась в былые дни. Энни внимательно рассмотрела надписи. Судя по датам, наброски были сделаны с разницей в два дня. На обоих рисунках художник изобразил тушью в реалистической манере обнаженную молодую женщину. Несмотря на скупую точность линий и четкость штриховки, выражение глубокой нежности на лице модели придавало рисунку романтическое очарование. Казалось, женщина отдает художнику всю себя.

Энни угадала чувства этой женщины, будто позировала сама. Она слишком хорошо знала, что такое любовь. Модель, худощавая, с длинными руками и ногами, с острыми скулами и густой гривой прямых волос, была красива особой, не расхожей красотой. Она напомнила Энни старые фотографии матери. На них тоже…

Энни прижала ладонь ко рту. Это и была Мария. Как же она не узнала ее с самого начала?

Но Энни никогда не видела мать такой – мягкой, юной, уязвимой, лишенной привычной резкости.

Ганнибал вспрыгнул к ней на колени. Она сидела неподвижно. В глазах у нее стояли слезы. Если бы она лучше знала свою мать. Если бы могла перенестись в прошлое… Энни снова взглянула на подписи под рисунками. Год, месяц… Она подсчитала в уме.

Наброски были сделаны за семь месяцев до ее рождения.

«Твой отец был женат. Я даже не любила его. Просто поддалась минутному увлечению. Только и всего».