Сьюзен Филлипс - Герои – моя слабость

– Видимо, вы не слишком цените уважение соседей, раз не побоялись его потерять. А теперь вы заявляете, что я получу назад собственный коттедж, только если мы с Тео будем молчать.

Лицо Барбары с размазанным пятном красной губной помады приняло пепельный оттенок.

– Нет. Мы в любом случае сделаем все, чтобы вернуть вам дом. Мы лишь просим вас…

– Обойтись с вами лучше, чем вы со мной.

Плечи Барбары бессильно поникли.

– Да, вы правы. Мы поступили низко.

Энни больше не могла изображать непримиримую суровость. Она приняла решение в ту минуту, когда две рыжеволосые дочери Лизы вбежали в бабушкину гостиную и бросились Барбаре на шею.

– Отзовите своего юриста, – сказала она. – Коттедж ваш.

Барбара изумленно ахнула:

– Вы шутите.

– Я не шучу. – Энни понимала, что не вернется на остров. Цепляться за дом из злости она не собиралась. – Коттедж – часть острова, а я нет. Он ваш, без всяких условий и оговорок. Делайте с ним что хотите.

– Но…

Энни не стала дожидаться продолжения. Плотнее запахнув пальто, она спрыгнула на причал.

Какой-то мужчина неподалеку скоблил днище лодки. Во время прилива рыбаки перегоняли свои суда к докам на Кристмас-Бич для мелкого ремонта, а с началом отлива сталкивали их в воду. Вся жизнь острова подчинялась природным ритмам, зависела от ветров и морских течений, от миграции рыбы и капризов погоды. Энни побрела по улице, чувствуя себя опустошенной и одинокой, как забытая ловушка для омаров, валявшаяся рядом с наглухо закрытым ставнями сувенирным магазинчиком Тилди.

В кармане у нее зажужжал телефон. Звонил торговый агент из художественного салона. Прижав к уху трубку, Энни прислонилась к выцветшей рекламной стойке, предлагавшей отведать суп из моллюсков и сандвичи с омарами. Новость показалась ей такой невероятной, что агенту пришлось повторить свои слова дважды.

– Да, все верно, – подтвердил он. – Сумма немалая, но покупатель коллекционирует подобные вещи, и кресло-русалка как раз в его вкусе.

– Еще бы! – воскликнула Энни. – Я в жизни не видела ничего отвратительнее.

– К счастью, красота – в глазах смотрящего.

Так совершенно неожиданно Энни получила возможность выплатить большую часть долга. Всего один телефонный звонок позволил ей начать жизнь с чистого листа.

Грузовой паром отходил на следующий день, сорок четвертый со времени приезда Энни на остров. Утром ей предстояло заскочить в Харп-Хаус, чтобы забрать оставленные у Джейси вещи: своих кукол, остатки одежды и шарфы Марии. После семи ночей, проведенных на судне, Энни была не прочь пожить на суше. Правда, первое время ночевать ей предстояло на кушетке в кладовке «Кофе, кофе», но она надеялась, что долго это не продлится. Энни получила предложение от одной женщины, нанимавшей ее когда-то выгуливать собак. Та собиралась в Европу и хотела, чтобы Энни присматривала в ее отсутствие за домом.

Листок на доске объявлений извещал, что вечером состоится городское собрание. Полагая, что вопрос о коттедже так или иначе будет затронут, Энни решила присутствовать, однако сперва не мешало убедиться, что Тео не придет. Она подождала, пока начнется собрание, прежде чем войти в зал.

Заметив ее, Лиза жестом указала на свободный стул рядом с собой. Семь членов городского совета сидели за длинным столом в конце зала. Барбара выглядела не лучше, чем в их последнюю встречу с Энни – бледная, погасшая, без косметики, с растрепанными блеклыми волосами. Остальные заговорщицы рассеялись по залу – некоторые держались вместе, другие – рядом с мужьями. Ни одна не осмелилась посмотреть Энни в глаза.

Собрание началось. Обсуждали бюджет, ремонтные работы на пристани, проблему утилизации старых автомобилей, захламлявших остров. Поговорили о необычно теплой погоде и о предстоящей буре. О коттедже не упоминали.

Собрание подходило к концу, когда вдруг поднялась Барбара.

– Прежде чем мы разойдемся, я хочу сообщить вам новость. – Без густо накрашенных ресниц и румян на щеках она выглядела осунувшейся и жалкой. Барбара тяжело оперлась на стол, словно у нее подкашивались ноги. – Знаю, все вы будете рады узнать… – Она откашлялась. – Энни Хьюитт передала Мунрейкер-Коттедж городу.

Зал оживленно загудел. Заскрипели стулья. Все повернулись посмотреть на Энни.

– Энни, это правда? – спросила Лиза.

– Ты мне ни слова не сказала, – подал голос муж Барбары из первого ряда.

– Мы сами только что узнали, Букер, – отозвался кто-то из членов городского совета.

Барбара подождала, пока шум уляжется.

– Благодаря щедрости Энни мы превратим коттедж в школу. – Снова поднялся гул, послышались аплодисменты и восторженный свист. Какой-то незнакомый мужчина из соседнего ряда похлопал Энни по плечу. – Летом мы сможем сдавать дом в аренду, пополняя школьный бюджет, – продолжала Барбара.

Лиза порывисто сжала руку Энни.

– Ох, Энни… у наших детей начнется совершенно новая жизнь.

Среди общего радостного оживления Барбара казалась поникшей и потерянной.

– Мы хотим, чтобы наши молодые островитяне знали, как они нам дороги. – Она посмотрела на Лизу. – И как важно для нас, чтобы они остались на Перегрин-Айленде. – Барбара сгорбилась, Энни показалось, что она вот-вот заплачет, но когда та подняла голову, глаза ее были сухи. Она кивнула кому-то в зале. Одна за другой ее сообщницы поднялись со своих мест и подошли к ней.

Энни беспокойно заерзала на стуле. Губы Барбары скривились.

– Мы должны вам кое-что сказать.

Энни охватило недоброе предчувствие. Барбара беспомощно посмотрела на остальных женщин. Наоми провела рукой по коротким волосам, взъерошив вихор на затылке. Потом отступила на шаг от кучки заговорщиц.

– Энни отдала коттедж не по своей воле, – произнесла она. – Мы ее заставили.

По залу пробежал смущенный шепот. Энни вскочила на ноги.

– Никто меня не заставлял. Я сама решила отдать вам коттедж. Кажется, я чувствую запах кофе? Предлагаю закрыть собрание.

Энни больше не владела собственностью, не могла считаться островитянкой и не имела права закрывать собрание, но мстительное чувство в ней давно перегорело. Эти женщины поступили скверно и теперь страдали. Однако они вовсе не были злодейками. Любящие матери и бабушки, они так страстно хотели сохранить свои семьи, что перестали различать грань между добром и злом. Несмотря на все случившееся, Энни искренне сочувствовала им. Она лучше многих других знала, как часто любовь заставляет человека сбиться с пути.

– Энни… – К Барбаре начала возвращаться обычная властность и твердость. – Мы все решили, что должны это сделать.

– Вовсе нет, – с горячностью возразила Энни. – Не нужно.