Тилли Бэгшоу - Сидни Шелдон. Если наступит завтра – 2

Жан Риццо добежал до отеля. Перескакивая через ступеньку, поднялся в номер, включил ноутбук и нетерпеливо пристукивал ногой, пока открывался его почтовый ящик.

«Ну же. Будь там, будь там, будь там».

И оно было. Самый последний имейл. Магдалена, должно быть, отослала его, как только он ушел из музея. Жан кликнул на приложение, всматриваясь в лицо человека. Широкий лоб. Крючковатый римский нос. Темные упругие завитки волос, стоявшие дыбом, как пружины, вырвавшиеся из старого матраца.

Он увеличил изображение. И еще увеличил.

Только на третий раз он разглядел стык лба с париком. И крошечные бугорки на латексе, в местах, где был приклеен искусственный нос. Даже его тренированный глаз не сразу это заметил. Но как только Жан увидел, все понял – никакого сообщника не было.

Мужчина в зеленой парке вернулся в отель. «Касас де ла Жудерия» представлял собой странное смешение комнат и двориков, соединенных подземными коридорами, в старом еврейском квартале Севильи. Вклинившийся между двумя церквями в глубине красивой, но темной, вымощенной булыжником улицы, он казался напоминанием о былой, в основном навеки потерянной Испании.

Интерьеры были мрачными, покрытыми плесенью. Преобладали темно-коричневые, постоянно сдвинутые шторы и тяжелая мебель красного дерева. Запах воскового полироля смешивался с ароматами древесного дыма и благовоний из соседней церкви. Обстановка была простой, комнаты – маленькими. Прекрасные резные ворота отделяли отель от улицы. Здесь не было ни телевизоров, ни других признаков современной цивилизации. Закутанные в пледы старики целыми днями просиживали во дворах, курили трубки, пили кофе и читали романы Игнасио Альдекоа. Вдова в черной мантилье с бахромой, замершая во времени, перебирала четки у незажженного камина в салоне.

Вернувшись к себе, мужчина в зеленой парке запер дверь. Снял куртку, носки и туфли и сел в изножье кровати. Он старался не думать о бесчисленных поколениях евреев, спавших в этой комнате до него. Мужчина не любил евреев. Евреи распяли Господа нашего.

Этот отель был выбран потому, что он располагался в центре, был уединенным и не слишком дорогим. Мужчина прекрасно сознавал иронию в том, что спит в бывшем еврейском гетто. Ощущая себя грязным и переполненным грехом, он разделся и приготовил обжигающе горячую ванну. Процесс снятия фальшивого носа и латекса, который делал его лоб более широким и выпуклым, был болезненным и отнимающим много времени, но он вынес все без жалоб и стонов. Он заслуживал боли. Даже наслаждался ею.

Он ступил в тесную ванну. Вода обожгла кожу, ошпарила пах, но он сел и полностью погрузил ноги в воду. И вздохнул от удовольствия.

Первое убийство Дэниел Купер совершил в двенадцать лет.

Жертвой была его мать,

Дэниел зарезал Элинор Купер в припадке ярости, из-за ее романа с соседом Фредом Циммером. Циммер был осужден за преступление, которого не совершал, а потом и казнен, и все из-за трогательных показаний Дэниела, от которых плакали присяжные. Дэниела взяла к себе тетка, которая часто слышала, как мальчик кричит во сне. Дэниел любил мать.

Но мать Дэниела была шлюхой.

Дэниел верил в существование ада. Он знал, что единственная надежда на спасение – искупить прошлые грехи. Вину в смерти матери и Циммера. Искупление – вот чему он посвятил большую часть взрослой жизни, пытаясь осуществить его тем или иным способом.

Наконец-то здесь, в Севилье, все становится на свои места.

Теперь Трейси придет к нему. С Джефом Стивенсом в качестве наживки она прилетит к нему, как мотылек на огонь.

Вдохновленный священной плащаницей, как многие пилигримы до него, он, Дэниел, наконец сумеет закончить труд своей жизни, понести наказание, предназначенное для него Господом. И этой последней жертвой он заплатит за смерть матери. А потом спасет душу Трейси Уитни и свою собственую святыми узами брака.

Его любимая мать умерла в ванной.

Опустив руку под воду, Дэниел начал мастурбировать.

Скоро нужно будет уходить.

Церковь Святого Бонавентуры была укрытым от мира сокровищем. Затерянная в узком переулке церквушка с виду была совсем неприметна. Но за простыми деревянными дверями открывалось ослепительное великолепие. Сейчас, ночью, церковь и переулок опустели. Но над алтарем постоянно горела лампада – сверкающий слиток золота, который был бы уместен даже во дворце римского императора.

Джеф Стивенс ахнул. В этой крошечной церквушке шедевров на миллионы долларов, а ведь она – одна из десятков, разбросанных по городу. Искусная резьба по слоновой кости и мрамору состязалась по красочности с золотыми статуями и поразительными средневековыми фресками, привлекающими внимание прихожан, хотя истинной целью было прославление Господа.

Джеф подумал, что в таком месте он легко мог бы стать верующим. Вдыхая вечные запахи благовоний воска и полироля, он вспомнил суровые пресвитерианские церкви своего детства в Мэрионе, штат Огайо, времен семидесятых: беленые стены, простые кресты и грязное, вонючее оранжевое ковровое покрытие. Неудивительно, что он стал атеистом.

– Привет! – Его голос эхом отозвался в пустой церкви. Здесь было так холодно, что дыхание паром выходило изо рта. – Купер! – позвал он. – Я пришел один.

Нет ответа.

Джеф посмотрел на часы. Начало двенадцатого. Дэниел Купер, которого он знал, – фанат пунктуальности. Ну не мог же он уйти? Нет. Это просто не имеет смысла. Сам Купер попросил о встрече, Купер, который считал, что ему есть что сказать. Который хотел заключить сделку.

Джеф опустился на колени в одном из приделов, запрокинул голову и стал смотреть в потолок, впитывая красоту и величие этого места. Всю дорогу сюда он нервничал, представляя встречу с Купером после стольких лет. Теперь, оставшись в одиночестве, он испытывал ни с чем не сравнимое чувство покоя.

Он повернулся, чтобы полюбоваться статуей святого Петра. И тут его настиг удар. Такой внезапный, такой неожиданный, что Джеф даже не запомнил боли. Холодный металл врезался в череп с треском, как от разбившейся яичной скорлупы. Джеф обмяк и упал лицом вниз, на мгновение поняв, что по шее течет что-то теплое и липкое.

А потом – темнота.

Когда Жан Риццо пытался разыскать в Лос-Анджелесе Трейси Уитни, пришлось ездить от отеля к отелю. Но теперь времени для этого не было Вместо этого, как только Жан узнал Дэниела Купера в человеке на фотографии из музея, он стал рассылать снимки имейлами и факсом по всей Севилье.

В городе было свыше сотни отелей, не считая бесчисленных пансионов. Жан знал, что и Купер, и Элизабет Кеннеди были практичны и не любили бросаться деньгами. Это означало, что Купер, возможно, предпочел остановиться недалеко от музея, но без всякой роскоши и пыли в глаза. «Альфонсо» можно было вычеркнуть сразу, как и мотели с пансионатами в городских предместьях. Воспользовавшись гуглом и туристической картой центра города, взятой в своем отеле, Жан сузил список до десяти заведений. Он решил сначала попытать счастья в них. А потом обыскать улицу за улицей, милю за милей.