Элоиза Джеймс - Герцогиня-дурнушка

Джеймс вздрогнул и с прощальным поклоном покинул комнату. Как только они с отцом оказались в своей карете, герцог рассыпался в бурных поздравлениях:

– Замечательно, сын мой! Вот уж не думал, что ты прямо-таки ринешься к цели подобным образом! Горжусь тобой! Бесконечно горжусь! Ты такой же дамский угодник, как и я, но даже я никогда бы не решился на что-либо подобное. Знаешь, она смотрела на тебя так, будто ты король Артур и Ланселот в одном лице.

– Никогда не говорите о моей будущей жене в таком тоне, – прошипел Джеймс.

– Без сомнения, ты сейчас раздражен. Это, бесспорно, потрясение. Ведь еще вчера ты был беззаботным холостяком, сопровождавшим эту аппетитную юную леди по городу, а теперь тебе предстоит надеть кандалы.

Джеймс скрипнул зубами, но промолчал. А герцог продолжал непрерывно болтать, постоянно возвращаясь к необыкновенной ловкости сына, замыслившего скомпрометировать Тео в присутствии принца.

Когда они свернули на свою улицу, Джеймс почувствовал, что теряет над собой контроль. Протянув руку, он сжал шею отца, помяв элегантное сооружение из накрахмаленного полотна, подпиравшее подбородок герцога, и процедил сквозь зубы:

– Вы больше никогда не скажете мне ни слова об этом вечере. Вам понятно?

– Нет никаких причин так распаляться из-за этого, – сказал герцог. – Сыну не подобает так неучтиво вести себя с отцом, позволь тебе напомнить.

– Я считаю, что обращаюсь не к отцу, а к растратчику, – произнес Джеймс ледяным голосом. Но в то же время он знал, что во всем, в чем обвинял своего отца, по-настоящему виноват был он сам. Да, он предал Дейзи.

– Однако сын мой… – с обидой проворчал Ашбрук. – Не понимаю, почему тебе хочется охарактеризовать мое невезение столь грубым образом. И уверяю тебя, у меня и в мыслях не было обсуждать произошедшее в этот вечер. Я только хотел поздравить тебя с успехом. А тот факт, что я обратился к тебе за помощью, а ты так быстро откликнулся на мою просьбу, сделав в точности то, о чем я просил… Знаешь, я очень тебе благодарен.

Герцог, откинувшись на спинку сиденья, ласково улыбался своему сыну и наследнику, пока дверца экипажа не открылась. А Джеймс, дождавшись, когда отец покинет карету, со стоном наклонился и опорожнил желудок на собственные ботинки. Но в желудке у него не было ничего, кроме бренди и горечи.

14 июня 1809 года

Женитьба Джеймса Рейберна, графа Айлея, будущего герцога Ашбрука, на скромной наследнице мисс Теодоре Саксби привлекла к себе столь пристальное внимание, словно речь шла о венчании королевских особ, и многие газетчики прямо-таки вцепились в эту историю.

Повесть о том, как мисс Саксби в детстве заботилась о Джеймсе во время его болезни, многократно рассказывалась, пересказывалась и всячески приукрашивалась. Так что за две недели до свадьбы большая часть Лондона полагала, что она читала ему у его смертного ложа и только звук ее голоса удержал его от перехода в мир иной.

За неделю до свадьбы юная мисс Саксби уже по-настоящему вернула Джеймса к жизни, когда он потерял сознание и погрузился во «мрак, из которого нет возврата» (как написала «Морнинг кроникл»).

А сама эта свадьба обещала стать столь же роскошной, как бракосочетание принцессы. Ее не только сумели организовать за считанные недели, но и при этом не поскупились на расходы. Герцог Ашбрук заявил, что ему ничего не жаль для свадьбы единственного сына и наследника и его подопечной.

В знаменательный день мисс Саксби проследовала в собор Святого Павла в щедро позолоченном открытом экипаже, медленно продвигавшемся сквозь толпы людей, заполнивших улицы Лондона в надежде хоть одним глазком взглянуть на невесту.

Репортеры всех лондонских газет – от благородной «Таймс» до скандальных листков, подобных «Титл-Татл» – собрались у дверей собора. Когда же экипаж невесты приблизился, все они ринулись вперед, прижимаясь к ограждению, поставленному для того, чтобы перекрыть доступ простонародью.

«Невеста, – торопливо набросал Тимоти Хит, молодой репортер „Морнинг кроникл“, – выглядела как французское пирожное в белой глазури. Ее юбки напоминали облако из шелка и атласа, волосы были украшены цветами, а в руках она держала букет». Тут репортер остановился. Мисс Саксби не отличалась красотой, и это несколько осложняло дело. «Будущая герцогиня, – написал он наконец, – имеет биографию, достойную занесения в книгу пэров, а ее черты свидетельствуют о многих поколениях доблестных англичан и англичанок, преданно стоявших плечом к плечу со своими монархами».

Репортер «Титл-Татл» был более краток и значительно более жесток в своем резюме. «Она поистине дурнушка, эта новоявленная герцогиня. Ужасно гадкая. И разрази меня гром, если она когда-нибудь превратится в красавицу!» – воскликнул он, наблюдая, как герцог Ашбрук протягивает руку, чтобы помочь своей подопечной выйти из коляски.

Хотя циник, по-видимому, говорил это самому себе, все репортеры, стоявшие поблизости, его услышали и возликовали. А «Титл-Татл» напечатала специальный вечерний выпуск, заголовок которого гласил: «Гадкая герцогиня!» Редакторы же всех лондонских газет, взглянув на это броское резюме, переделали заголовки своих утренних выпусков на версию «Титл-Татл».

Все юные леди, вздыхавшие по широким плечам и прекрасному лицу Джеймса, хихикали за утренним чаем. А те джентльмены, которые ранее подумывали о том, чтобы потанцевать с мисс Саксби, почувствовали некоторое удовлетворение от того, что не снизили свои запросы в обмен на ее приданое.

В результате общепризнанное мнение – считалось, что Джеймс безумно влюблен в свою «гадкую герцогиню», – за одну ночь превратилось в нелепый миф, которому никто не верил. Очевидно, граф Айлей женился на ней только ради денег. Другого объяснения быть просто не могло.

– Я так удивлена… – по секрету говорила юная балерина по имени Белла другой танцовщице кордебалета на следующее утро после пышного торжества. Несколько месяцев назад она неожиданно получила дорогое изумрудное ожерелье вместе с официальным «прощай». – Вот уж никогда бы не подумала, что он захочет воздерживаться после женитьбы. В особенности если женился на такой, как эта . – И она указала на рисунок в их любимом листке театральных сплетен. Рисунок же представлял собой весьма приблизительное изображение «гадкой герцогини» – это была скорее карикатура, чем портрет.

– Он непременно к тебе вернется, – ответила ее подруга Роузи, весьма циничная и мудрая особа. – Дай ему хотя бы шесть месяцев.

Белла горделиво тряхнула кудряшками.

– Я не собираюсь терять шесть месяцев в ожидании кого бы то ни было. Джентльмены выстраиваются в очередь перед дверью, ожидая меня, между прочим.