Крис Кеннеди - Дерзкая

– Я здесь, чтобы помочь, – просто сказал Рай.

Доктор впустил его, а Ангус предпочел остаться на страже снаружи и смотреть на прохожих. Некоторое время они работали молча, поднимая и расставляя по местам тяжелые шкафы, приводя в порядок столы. Другие люди – соседи, друзья – приходили и уходили: уносили сломанные вещи, затем приносили обратно отремонтированные.

– Питера приготовят к достойному христианскому погребению, как и подобает, – сказал Джейкоб, усевшись передохнуть на одну из длинных, еще не приведенных в порядок полок.

– Вы знали, кем он был? – Рай оторвал взгляд от ставни, которую навешивал на место, и посмотрел на доктора.

– Знал, – кивнул Джейкоб.

– И поэтому вы так поступили?

– Вообще-то у меня не было иного выбора. – Доктор внимательно посмотрел на Рая. – Но да, я все равно сделал выбор в пользу Питера Лондонского.

– Зная, что можете умереть.

Джейкоб перевернул кисть ладонью вверх.

– Порой случается, что приходится выбирать, что важнее: как умрешь или как будешь жить.

Рай сел рядом с доктором и, упершись локтями в бедра, усмехнулся:

– Это слова раввина.

Доктор Джейкоб пожал плечами.

– И, как мы знаем, совершенно правдивые. Так? Ты еще помнишь их? Или заставил себя забыть?

Они помолчали, а потом Рай, мрачно глядя в пол, согласился:

– Никогда не было основания не верить.

– Не знаю, получишь ли ты удовольствие или придешь в отчаяние, когда вспомнишь, что быть евреем означает очень мало думать и очень много делать. – Джейкоб повернул голову к Раю и добавил, вглядываясь в его профиль: – В тебе силен древний дух, Хаим. Ты сделаешь выбор и исполнишь то, что выбрал. А потом снова будешь выбирать.

– В данную минуту мой выбор – подобрать вашу разбитую посуду.

– Нет, – наконец улыбнулся Джейкоб, – твой выбор – сидеть на моем опрокинутом шкафу и толковать о вере. А твоего друга здесь нет.

Снова уставившись в пол, Рай провел по лицу руками, а потом поднялся на ноги и протянул руку доктору, помогая встать.

– Я должен идти.

– Ну а я должен убирать. – Джейкоб обвел рукой комнату.

– Я ничего не выбираю, – сказал Рай.

– Любой наш поступок – это выбор. – Джейкоб нагнулся и поднял пузырек. – Этого нельзя избежать.

Джейми быстро отвел Еву в незанятую спальню – их было здесь достаточно, потому что в замке находилось не так уж много народа, и располагались они в стенах и в нескольких охраняемых башнях. Он просто открыл дверь одной из самых дальних и отправил двух слуг, вытаращивших от изумления глаза, принести постельные принадлежности, одежду и жаровню в комнату вдовствующей графини Мисселтвейт, которая лишилась всего, когда ее обоз с вещами был смыт в залив Уош нахлынувшим приливом, – и почему, ради всего святого, этого не сделали до сих пор?

Слуги в растерянности смотрели на этого незнакомого раздраженного дворянина, который высказывал им свои требования, а потом поспешили их выполнять. Очень скоро они вернулись, прихватив ко всему прочему свечи, поднос с едой и отполированное металлическое зеркало.

Пока горничная под строгим надзором Джейми не приготовила ванну с душистыми травами и не ушла, Ева рассматривала свое лицо в зеркале, бледное, осунувшееся, но полное решимости разделить с Джейми все, что потребуется.

– Спасибо за заботу – здесь очень мило, – как можно безмятежнее сказала она, оторвавшись наконец от зеркала.

– Тебе придется некоторое время оставаться здесь.

– Звучит как угроза. – Она потрогала спинку кровати, провела рукой по небрежно подвязанным драпировкам.

– Это приказ, Ева.

Она выглянула в окно, выходившее во внутренний двор, потом обернулась.

– Мисселтвейт?

– Очень красивое имя, не правда ли? Пожалуй, так будет называться наш маленький домик. – Джейми за руку притянул Еву к себе и нежно коснулся ее губ, прошептав: – С Роджером все будет хорошо, я позабочусь об этом.

Она ничего не сказала, потому что Джейми не мог повлиять на ситуацию. Конечно, со своим благородным сердцем он попытается, но это смертельно опасно, а учитывая, что он собирался заявить права на титул графа, еще и неразумно. Жертвы должны быть принесены, но это будет не Джейми и не Роджер.

Джейми обнимал ее, и она не могла и не пыталась описать словами, что чувствует, осознавая, как этот необыкновенный мужчина хочет ее. Она прижималась щекой к его груди, и они, обхватив друг друга руками, даже дышали в унисон. Ей казалось, что, пока они вот так стоят, ее сердце становится все больше. Она чувствовала, как оно заполняет грудь и живот, как она вся будто превратилась в одно бьющееся сердце.

Так гораздо приятнее уйти из жизни, если уж это суждено.

Они услышали это оба – прибытие короля и его свиты, сопровождаемое стуком подков по булыжникам внутреннего двора, возгласами воинов и конюших, лаем собак, топотом слуг. Затем ворота закрылись, лошадей увели и стук подков затих. Грохот сапог тоже постепенно становился тише, когда мужчины, обогнув главную башню, заходили внутрь.

Ни Джейми, ни Ева не шелохнулись.

Горячие слезы наполнили ее глаза. Неизвестно почему, но она стала ужасной плаксой, после того как встретила Джейми. Зажмурившись, она теснее прижалась к нему.

Джейми чуть шевельнулся, но лишь для того, чтобы положить голову ей на макушку. Его дыхание, спокойное и ровное, согревало ее. На мгновение напряжение покинуло и его, он расслабился: усталость брала свое.

Ева провела пальцами по его спине, попыталась размять натруженные плечи.

У него вырвался низкий раскатистый звук, похожий на стон.

– Я должен идти…

– Да, – согласилась Ева и усилила нажим пальцев, пока не почувствовала, что он опустил руки. – Еще немного. Он уже здесь, так что готовиться не к чему: невозможно занять место там, где он окажется прежде, чем ты сам, – поэтому воспользуйся этой передышкой, чтобы побыть со мною.

Джейми приподнял ее подбородок и устало улыбнулся:

– Мы будем вместе сегодня ночью, Ева.

– Может быть, сейчас?

– Нет времени… – Эти слова тонули в поцелуе, и она поняла, что, вероятно, минутка все же найдется.

Джейми потянул ее за собой к кровати, усадил верхом к себе лицом на колени, и, закрыв глаза, принялся целовать, спускаясь все ниже, оставляя горящие следы на коже, будто ставил на ней свои отметины.

Ева ощущала его желание в налившейся плоти, прижимавшейся к животу, в исступленных поцелуях, в лихорадочно блуждающих руках, но больше всего в бессвязном бормотании.

Она обхватила его лицо ладонями и поцеловала, а затем решительно потянула свои юбки вверх.

Он рывком поднял их ей до талии и, быстро расшнуровав лосины, без прелюдий поднял ее и резко опустил на себя. Она запрокинула голову, а он прохрипел, не сводя с нее глаз: