Эммануэль Арсан - Эммануэль. Антидева

Рукава планировались длинные, до самых запястий: стоило ли дополнить наряд перчатками? Главный консультант по организации торжества счел, что прикосновение тонкого шелка может быть более приятным, чем прикосновение голой руки, и было решено изготовить перчатки – красные для черных костюмов и черные для красных. Перчатки, так же как и маски, не разрешалось снимать в течение всего бала.

Ариана и Эммануэль сначала думали, что костюм сделан по тому же принципу, что и у танцовщиц – из цельного куска ткани, покрывающего все тело. Однако оказалось, что наряд состоит из топа и колготок в крупную сетку. Поскольку трусики не составляли часть наряда, а чудо-колготки не прикрывали любовный треугольник, не оставалось никаких сомнений в том, что полет женщин-птиц продлится недолго и очень быстро настанет час оргии. С другой стороны, колготки при этом придется порвать либо снять – первое испортит наряд, второе – против правил маскарада. Если уж гостей попросят не снимать перчатки и маски, то не для того, чтобы они сняли все остальное. Идея колготок Мерве была отвергнута.

– Нет, – сказала Эммануэль. – Единственный выход – это попросить гостей являться с оголенной нижней частью тела. Остались ли у Марии перья? Ими можно при надобности закрыть пах.

– В принципе это необязательно, топы и так доходят до уровня паха, – возразила костюмерша.

– Отлично, в таком случае пускай будут просто топы! – обрадовалась Эммануэль.

Впрочем, такой костюм не очень-то легко носить. И первый вопрос: кого нарядить? Конечно, красивых тел можно найти много, но смысл не в том, чтобы организовать дефиле статуэток. Настроение и расположение духа гораздо важнее физического совершенства. Участники программы должны были не только обладать умом, но и разделять одни и те же ценности, сопереживать друг другу. Речь шла о дне рождения Арианы, и для нее готовили не шоу, а праздник дружбы.

Организационный комитет составил списки – каждый день кого-нибудь вычеркивали: одному не хватало интеллекта, другому изобретательности, третьему смелости. Дефекты отвергались, таланты поощрялись. Наконец набрали нужное количество участников. Времени было достаточно, чтобы для каждого изготовить маску. Вечер обещал пройти блестяще.

Когда дело дошло до обсуждения мужчин, начались споры. Стоит ли надевать костюмы на мужчин? Нет, зачем? Пускай только женщины привлекают к себе внимание. Женщины будут загадочными феями, птицами в масках, закрытыми, драгоценными, таинственными. Зачем женщинам соперники? Мужчины в этот вечер будут служить женщинам, а женщины предстанут богинями. И только богиням будет позволено разгуливать в обнаженном виде. Мужчины придут в смокингах.

В каком количестве? Сколько женщин, столько и мужчин? Ну уж нет! Они должны соперничать, чтобы заполучить одну из фей, каждый должен ждать своей очереди. И чтобы не следовать каким-либо законам математики, пусть мужчин будет просто больше, чем женщин – не вдвое, не втрое, просто больше.

Приглашать ли женатых мужчин?

– Нет, – отрезала Мерве.

– Почему же? Пусть придут те, кто этого заслуживает, – возразила Ариана. – Например, Жан.

– Нет, – вмешалась Эммануэль, сбив подруг с толку. – Не надо приглашать Жана. По крайней мере до тех пор, пока Анна Мария не сможет к нам присоединиться.

Где логика? Эммануэль ничего не объяснила, и вопросов ей больше не задавали.

В последний раз подруги Арианы собрались вечером накануне праздника, чтобы примерить наряды.

Они были прекрасны в черных бархатных плащах в пол. По плану они должны были немного заинтриговать зрителя, возбудить его любопытство. Девушки долго стояли перед зеркалом, мечтательно вглядываясь в свои птичьи лица, столь непохожие на лица смертных.

У Эммануэль была маска коринфской совы – с рыжеватыми перышками на голове, пронзительным ледяным взглядом и длинными ресницами, на которых подрагивали жемчужные слезы. Однако Эммануэль не узнавала в своем облике сову и называла птицу выдуманным словом: секуму.

Большая пушистая тиара янтарного цвета, высокомерный взгляд и голубой клюв птицы-садовника делали Ариану похожей на героиню древних легенд. Могут ли женские черты так очаровывать?

У Мерве была бирюзовая шейка и манишка и черный гребешок: или это чудесная инкская корона райской птицы?

У африканки голова торчала из перьев, словно из зарослей папоротника: сверху перья возвышались, как рога, они были такими длинными, что металлическими кудрями ниспадали до самого пола и слегка позвякивали, казалось, эту маску доставили прямиком с другой планеты, из другой галактики.

Интригующий кортеж артисток, влюбленных в свои уникальные наряды, расчерчивал паркет, как шахматную доску, на красное и черное, а под потолком на уровне ламп диковинные конструкции из перьев сверкали, превращая пустынные залы в мир фантазий. Голые ягодицы, выставленные напоказ, казались одинаковыми – наверное, по сравнению с разнообразием масок. Лишь по оттенку – более темному у сиамок и более золотистому у блондинок – гости могли различать волшебные длинные ножки. Лишь коричневые ноги африканки, мелькающие то здесь, то там, отличались от всех, придавая экзотики райскому островку желаний.

Прекрасная нимфа с нимбом из перьев, покрытых перламутром, выставляла напоказ свой прекрасный лобок, светлый, как морская пена, с густой растительностью, в чьих таинственных дебрях прячутся удивительные организмы, полурастительные-полуживотные – их обычно оставляет на скалах прилив, и порой они являются символами плотской любви. Птичка-нимфа и сама до того восхищалась своим прекрасным животом и волосами, подобными водорослям, что ее лапки в перчатках то и дело тянулись к завораживающим кораллам. Вскоре, упав на бархатные подушки, половые губы чудесной птички познали ласки, которых оказался лишен рот, превращенный в клюв.

Глядя на птичку, Эммануэль думала о том, что море в процессе божественного генезиса могло вместо двуногого существа, жадного до приключений, сделать из нее просто влюбленную водоросль, преданную глубинам океана. Интересно, обрела бы она счастье, не ведая о других жизнях, играя роль любовницы какой-нибудь сирены, вылизывая ее соленое влагалище, чувствуя на языке йод и молоко оргазма, а под руками – чешую удивительных грудей?

Доверчивый взгляд, рыженькая шейка дикого петуха, выпуклый лоб и сферические груди; бархатный череп, пушистые пурпурные ушки, богатое оперение и невероятный шлейф; миндалевидные веки, почти вертикальные, жеманный клюв, словно поджатые губы, вилообразный синий хвост, на вид острый, как лезвие: все это было не просто маскарадом, а спектаклем сюрреализма, в котором мужчинам представлялась загадочность женщины во всей ее красе. Неудивительно, что этой ночью пугающие клювы привлекали сильнее, чем тела возлюбленных.