Сандра Браун - Чужое сердце

– Я провожу тебя до двери, – сказала она.

Джудит Андерсон [9]в ее лучшие годы, и та наверняка не держала себя с таким достоинством, как Кэт, когда она поднялась со стула и вышла из кухни, чтобы выпустить его из дома. Алекс послушно проследовал за ней до входной двери, которую со злостью захлопнул прямо у нее перед носом.

– Я сегодня никуда отсюда не уйду, – сказал он и вскинул руки, видя, что она открыла рот, чтобы ему возразить. – Я лягу в гостиной. Поверь мне, я спал в куда более худших местах, – добавил он, покосившись на диван, на котором до этого сидел Мерфи. – Ты можешь топать ногами, кричать, злиться – что угодно. Это все напрасная трата энергии. Которой, кстати, у тебя почти не осталось. Можешь дуться на меня, собирать чемодан, красить ногти, делать все, что тебе вздумается. Но пока я не буду знать точно, какой следующий шаг предпримет Циклоп, я не выпущу тебя из поля зрения.

Когда Циклоп утром вошел в кухню выпить кофе, он не поверил собственным глазам. Кисмет уже сидела за столом. При ее виде у него отвалилась челюсть. Она была накрашена, как когда-то, когда они только познакомились. Густо наложенные тени подчеркивали ее темные глаза. Куда-то подевался монашеский «кукиш» на голове. Густые волосы ниспадали ей на плечи непокорной гривой.

Кстати, а где длинные юбки и бесформенные блузки, которые она носила все эти годы? Сегодня она была в рваных джинсах, которые сидели на ней плотно, как хирургические перчатки.

Покрытая татуировками грудь была втиснута в тесный черный топик. Казалось, будто после смерти Спарки она все эти годы ходила как сомнамбула и вдруг внезапно проснулась. И всего за одну ночь преобразилась до неузнаваемости.

Причем преображение не сводилось только к прическе и одежде. Выражение лица было хищное, как у той, прежней Кисмет. Не успел он войти в кухню, как она поднялась и налила ему кружку кофе. Движения ее были быстрыми и резкими, к ней как будто вернулась ее былая энергия. Он бы наверняка подумал, что Кисмет приняла дозу, не знай точно, что после рождения мальчишки она завязала с этим делом.

– Есть хочешь? – спросила она.

– Если бы хотел, давно бы сказал, – бросил он в ответ. Как-то все это подозрительно.

– Вот только не надо быть таким тупицей.

Она подлила себе кофе и вернулась к столу. Взяв с пепельницы зажженную сигарету, глубоко затянулась и выпустила к потолку облачко серого дыма.

Она бросила курить, когда поняла, что беременна, и с тех пор не брала в рот сигареты.

Глядя, как смыкаются вокруг сигаретного фильтра полные, красные губы, Мерфи ощутил возбуждение. Он видел ее такой, злой и взвинченной, наверно, тысячу раз. Но как давно это было! До этого момента он даже не подозревал, как истосковался по той, прежней Кисмет.

Впрочем, не в его привычке доверять кому бы то ни было. Подозрительная натура взяла верх.

– Какая муха тебя сегодня укусила? – спросил он.

Кисмет затушила в пепельнице сигарету.

– Что, если вчера ты привел меня в чувство?

– Сама напросилась.

Вчера он как следует всыпал ей за то, что выставила его дураком перед этой рыжей Делани и ее дружком-копом. Впрочем, под толстым слоем косметики синяков почти не видать.

– Не поверю, что она не дала тебе денег.

За бутылкой спиртного и несколькими дорожками кокса он рассказал ей о своем безрезультатном визите к Кэт Делани.

– Не волнуйся. Она еще одумается.

– Да, но когда?

– Как только я что-нибудь придумаю, – ответил он, отхлебывая кофе.

– Кто она такая? Если бы не Спарки, она бы давно сыграла в ящик.

– Она сказала, что ей вовсе не обязательно вшили сердце Спарки. Оно могло быть чье угодно.

– Пусть даже не его, – заявила Кисмет и с вызовом тряхнула головой. – Мы все эти четыре года едва сводили концы с концами, пока она жила в свое удовольствие. Это несправедливо.

– Ничего, я вытряхну из нее денежки. Уж что-нибудь придумаю.

– Я тоже не теряла зря времени.

Циклоп прищурил свой единственный здоровый глаз.

– Вот как? И что же, если не секрет?

– Нам нужно пошевеливаться, прежде чем этот ее приятель начнет вливать ей в уши всякое дерьмо. Этак он может для нас все испортить.

С этими словами она вскочила со стула, как будто кто-то укусил ее за задницу, и, заведенная кофеином и никотином, принялась расхаживать взад-вперед.

В принципе Циклоп был с ней согласен, но согласиться сразу, значит, дать слабину.

– Не лезь-ка ты в это дело, – строго произнес он. – У меня все под контролем.

Она резко обернулась и смерила его злющим взглядом.

– Так я тебе и поверила! Да она купила тебя с потрохами своим кукольным личиком и голубыми глазками. Несмотря на все твои угрозы, ты ушел от нее с пустыми руками.

Мерфи выскочил со стула и влепил ей пощечину. К его великому удивлению, она дала сдачи. Ее ладонь впечаталась в его ухо с громким шлепком, от которого загудела барабанная перепонка. Впрочем, это не помешало ему услышать то, что она прошипела, глядя ему в глаза.

– Только попробуй еще раз распустить руки, ты, сукин сын. Это был последний раз.

Как ни приятно ему было видеть перед собой прежнюю Кисмет, все должно иметь свои границы. Лично он предпочел бы что-то среднее между тигрицей, которой она была, и половой тряпкой с пустыми глазами, как в последнее время.

– У меня есть кое-что, что тебе понравится.

Схватив Кисмет за плечи, он пихнул ее к кухонной тумбочке и прижал своим весом. Она пыталась вырваться, и он был вынужден отпустить ее, чтобы расстегнуть молнию на ее джинсах. Сопротивляясь, она принялась лупить его по голове кулаками, что, однако, не помешало ему стащить с нее джинсы.

Она вырвалась и попыталась выбежать из кухни. Но он схватил ее за волосы и рывком вернул назад. Затем, приподняв, усадил ее на кухонный стол и раздвинул ей ноги. Упершись рукой ей в грудь, он придержал ее, пока второй расстегивал джинсы. Вскоре его член был уже на свободе.

А в следующий миг вокруг него сомкнулись ее пальцы. Циклоп даже хрюкнул от неожиданности и удовольствия. Она накачивала его жадно, со всей страстью, как много лет назад, когда ей всегда было мало, когда секс для нее был чем-то вроде соревнования, кто дольше продержится. Успех бывал переменным.

Он задрал на нее топик и пальцами сжал соски. Она повернула голову и укусила его за руку. Он снова влепил ей пощечину, затем наклонился и больно укусил за сосок, после чего впился в него губами, как будто от этого зависела его жизнь. Она извивалась под ним, царапала его голую спину, осыпала грязными ругательствами.

Он вошел в нее с такой силой, что ножки стола, скрипнув, заскользили о пол, и он едва не потерял равновесие. Зажав бедрами его чресла, она сомкнула ноги у него на пояснице и впилась ногтями ему в ягодицы.