Ханна Хауэлл - Если он поддастся

– Надеюсь, вы не будете опять лишать меня кареты. – Рядом с ним оказался Орсон.

– Лучше за ней не гнаться, – сказал граф. – Олимпия все равно не выйдет за меня.

– Неужели? Хм, странно…

– Она сказала, чтобы я приходил к ней с чистым сердцем. – Брент вдруг разозлился.

– А… ну конечно!

Брент снова взглянул на Орсона.

– «Конечно»? Что это означает? Чистое сердце? Но разве я ей его не предложил? Разве этого не достаточно, чтобы доказать, что оно принадлежит ей? Она стала говорить о призраках, о чувстве вины, а потом встала и уехала.

– Она отказалась выходить за вас вообще или только в данный момент?

– В данный момент. Сказала, что я должен очистить свое сердце! Сестра говорит то же самое, и провалиться мне на этом месте, если я понимаю, о чем они говорят.

– О прошлом, милорд. Вы слишком цепляетесь за прошлое. Что же касается чувства вины… О да, вы несете на плечах груз, который уже давно мог бы сломать вас. Я знаю, что вы пережили и кем была ваша мать. Но во всем виновата она. Никто другой. Вот это вы должны уяснить и принять для себя. Отбросьте мысли насчет того, что «я мог бы это сделать», или «мне нужно было это сделать», или «я должен был бы это сделать». Примиритесь с тем, что произошло.

– Слишком часто возникает мысль о том, что я мог бы кое-что сделать по-другому.

– Так было всегда, и всегда так будет. Это в вас говорит чувство вины. Такое случается. Все очень просто. Что-то случилось, и вам нужно сделать все, что в ваших силах, чтобы исправить это. Если потребуется отдать свою кровь целиком, чтобы не чувствовать себя виноватым, – так и поступайте. От этого вам станет намного легче, и вы увидите, что тяжесть незаслуженной вины не гнет вас к земле. И тогда вы получите свою Олимпию.

Брент посмотрел ему вслед. Орсон же пересек улицу и сел в поджидавшую карету, где уже сидели уличные мальчишки Олимпии, махавшие ему руками. И Брент помахал им в ответ.

– Очисти свое сердце, – пробормотал он себе под нос. Потом приказал своему кучеру отвезти его домой и забрался в карету. Он представлял, что должен сделать, но сомневался, что сумеет добиться успеха. Но если это единственный способ заполучить Олимпию, то тогда он сделает все, что в его силах. А потом отправится к ней, поставит перед фактом, и ей придется выйти за него без колебаний, как она сама говорила.

– Ты уверена, что поступила правильно? – спросила Энид.

Карета уже выехала из города и покатила в сторону Миртлдаунса.

Олимпия вздохнула и откинула голову на спинку сиденья.

– Да, уверена. Я много раз обдумывала это. И я знаю, что он любит меня. – Она улыбнулась, когда Энид утвердительно закивала. – Но он позволяет чувству вины владеть собой, и в конце концов это станет тем ядом, который отравит все, что может возникнуть между нами. Он должен избавиться от него.

– Мне кажется, ты права. В некотором смысле это как мириться с присутствием другой женщины в своей постели. Из-за чувства собственной вины он до сих пор привязан к Фейт.

– Вот именно. Она навсегда останется в его сердце. Я это понимаю. И могу принять. Но он никак не может понять, что не сделал ничего дурного. Ведь ее отец – викарий и весьма уважаемый человек – солгал ему, а Брент до сих пор винит себя в ее смерти. И теперь она словно цепями прикована к нему, что мешает мне, Илаю и детям, которых мы с ним могли бы завести, найти наше собственное место в его сердце. А чувство вины возникло у него от того, что, как ему казалось, он не смог защитить близких ему людей от всего, что им угрожало. – Энид недоверчиво фыркнула, а Олимпия добавила: – Он может повести себя таким образом, что убьет мою любовь к нему.

– Ах, ну конечно! – подхватила Энид. – Привязать себя к человеку, который трясется над тобой, следит за каждым твоим шагом и, возможно, ограничивает твою свободу, – это ведь чистейший яд для твоего чувства к нему. Он медленно выжмет из тебя любовь вместе со всеми соками.

– Лучше немного пострадать сейчас, чем много мучиться потом. Эта боль может затронуть наших детей, если они у нас будут. Мне остается только надеяться, что он знает, как должен поступить. Пусть сделает это, а потом придет ко мне.

– Сколько ты ему отводишь на это?

– Пытаешься выведать, как я поступлю, если он не сделает того, что нужно?

– Я и так знаю: ты что-нибудь придумаешь. Итак, сколько же?

– Два месяца. А потом выхожу на охоту.

Когда Брент высадился из кареты перед особняком в Филдгейте, им неожиданно овладело беспокойство. Такое чувство возникало и раньше, только он забывал о нем, потому что три предыдущие недели были заполнены хлопотами, отнимавшими все силы и способность думать. Оказалось, что не так-то просто привлечь к суду тех, кто вместе с его матерью зарабатывал на преступлениях, однако ему это удалось. А теперь Брент разглядывал свой дом и понимал, что любой уголок здесь будет связан с воспоминаниями о его разгульных временах. Он не делал ничего предосудительного в хозяйских покоях, но вот в остальных помещениях Олимпия с помощью своего дара найдет следы его прошлой жизни. А ему очень не хотелось, чтобы она их увидела словно воочию.

Пройдя в библиотеку, граф написал короткую записку Аретасу. Этот человек знал, чем он, Брент, занимался несколько последних лет, поэтому и не удивится его просьбе. Бренту оставалось лишь надеяться, что среди всех Уорлоков и Вонов, обладавших особым даром, найдется такой, кому будет под силу удалить те осколки воспоминаний, которые, как грязные пятна, оставались на кроватях, на стенах – везде. Когда он приведет сюда Олимпию – а он приведет! – дом должен быть абсолютно чистым, чтобы она могла спокойно дотронуться до любой вещи здесь. И надо, чтобы на мебели и в воздухе навсегда остались воспоминания, связанные только с ними – Брентом и Олимпией.

Отослав записку, граф занялся подбором новых слуг. Ему и Агате было достаточно тех, кто остался после того, как он выгнал шпионов и пособников матери, но хозяйство скоро разрастется, поэтому люди еще потребуются. Брент с головой ушел в подготовку дома к приезду будущей жены. Так продолжалось до самого вечера. И только тогда, сидя в одиночестве посреди запущенного сада и потягивая сидр, он вспомнил о том, что должен закончить еще одно дело – очистить свое сердце.

Это было очень больно. Он боялся, что не выдержит, но все-таки сделал так, как посоветовал Орсон. Пришлось оживить в памяти все, что произошло с ним, – начиная с того момента, когда он нашел тело бедняжки Фейт, вплоть до ранения Олимпии. Брент вспомнил каждый мучительный миг, причинявший душевные страдания. Он выстроил в уме все возможные альтернативы произошедшего и рассмотрел их только с точки зрения логики, отринув какие-либо эмоции.