Ханна Хауэлл - Если он поддастся

Прошло какое-то время. И неожиданно Брент почувствовал, что его плеча легко коснулась тонкая рука, которая потом протянула ему кружевной платок. Тут он понял, что плачет.

– Извини, – пробормотал он, утирая слезы со щек.

Агата присела рядом с ним.

– Олимпия тебя не любит?

– Нет, любит. Она много раз говорила об этом.

– Тогда почему ты так убиваешься?

– Я сделал то, о чем говорил этот мошенник Орсон. Я вспомнил обо всем, что не получилось, обо всем, что приносило горе людям, которых я любил, – например, тебе. И это было очень непросто.

Агата взяла брата за руку и положила голову ему на плечо.

– Но подействовало?

Брент молчал, мысленно заглядывая в свою душу. Сердце страдало, но ему уже стало легче. А при воспоминании о Фейт появлялась печаль, однако ее нельзя было сравнить с той вытягивавшей все жилы скорбью и мучительным чувством вины, которые раньше заставляли его тянуться к бутылке или к первой подвернувшейся женщине. Он принял это! Принял и смирился полностью! Больше не было сожалений о том, что он мог предотвратить несчастье и не предотвратил. Единственное, за что Брент по-прежнему испытывал чувство вины – впрочем, не очень сильное, – так это за ранение Олимпии. Он предположил, что событие еще слишком свежо в его памяти, чтобы смириться с ним.

– Да, подействовало. Надо поблагодарить Орсона. И в следующий раз, когда нам неожиданно потребуется экипаж, мы не станем уводить его карету. – Брент улыбнулся, когда сестра захихикала.

– Я очень рада, что у тебя получилось. Теперь ты будешь чувствовать себя намного легче.

– Знаешь, у меня стало так легко на сердце! Я сначала даже не понял, но теперь знаю точно. Надо просто отпустить это от себя, вот и все.

Агата поцеловала его в щеку.

– И Фейт?

Он со вздохом кивнул:

– И Фейт. Я должен был попрощаться с ней. Думал, что уже сделал это, но нет, не полностью. Я цеплялся за нее, как за символ всех своих неудач.

– Ты, конечно, не совершенство, дорогой братец, но совсем не неудачник. Ты просто случайно споткнулся.

Выпрямившись, Брент усмехнулся:

– Очень милый способ описать то, что я делал. Что ж, забудем о том, что я, спотыкаясь, падал физиономией прямо в грязь. – Рассмеявшись, он встал и помог сестре подняться. – Сейчас я отправляюсь в постель, что и тебе советую. Утром мне нужно кое-куда съездить. Возможно, меня не будет какое-то время.

– Собираешься к Олимпии?

– Пока нет. Надо очистить дом ото всего и попрощаться с Фейт. Думаю, она уже давно ждет этого момента.

Кладбище при церкви содержалось в идеальном порядке. За ним ухаживал сын викария. Брент с удовлетворением вспомнил, что уже очень скоро один из сыновей заменит отца. И тогда все забудут, кто обрек Фейт на страдания. Подходя к ее могиле, он подумал, что Питеру, содержавшему кладбище с такой заботой, можно будет предложить место садовника.

Брент опустился перед могилой на колени и положил букет цветов к надгробному камню. Бедная Фейт! Она была так молода, так невинна! Иногда он видел ее как живую, но в последнее время – все реже и реже. Фейт была его первой любовью, но по пути сюда Брент вдруг понял, что ей не удалось проникнуть в самую глубину его души. А Олимпии удалось.

У него не было никаких сомнений – они с Фейт стали бы счастливой парой, вырастили бы детей, а потом умерли бы в один день и час, так и не осознав, что чего-то им не хватало. А все очень просто. Проведя месяц в разлуке с Олимпией, он чувствовал себя так, словно кто-то отхватил у него половину сердца. Олимпия никогда не станет милой и покорной, какой была Фейт, а также те, которые прячутся за спины своих мужей. Олимпия – это женщина, которая станет рядом с мужем или же будет прикрывать его, если потребуется.

– Ах, Фейт, у тебя ведь впереди была долгая жизнь. Ты не заслужила ни предательства своего отца, ни той мучительной смерти, которая тебя настигла. А я был не прав, потому что поверил, что ты способна обмануть меня с другим мужчиной, и потому прошу у тебя прощения. Несколько лет это не давало покоя – как заноза. Я вытащил ее. Да, вероятно, мне нужно было задаться вопросом. Может, двумя. Да, вероятно, мне нужно было отыскать тебя и потребовать объяснений, спросить, почему ты ушла от меня. Но твой отец все-таки был священником, и я поверил ему, как поверили бы многие другие. Поэтому я прошу у тебя прощения за мою излишнюю доверчивость.

Еще я прошу прощения за то, что так долго не отпускал тебя. Мне казалось, я выбросил тебя из головы, когда Пенелопа сообщила, что тебя больше нет. Но я вцепился в память о тебе, что давало пищу моему чувству вины. Не знаю, может, этим я тревожил покой твоей души, но сейчас я освобождаю тебя. Полностью. Целиком. Покойся с миром, который ты заслужила, любимая.

Кончиком пальца Брент легонько коснулся имени, выбитого на надгробном камне.

– Если бы мы поженились, мы были бы счастливы с тобой. Я это знаю. Я очень любил тебя. Я был бы верным мужем, и мы нарожали бы чудесных детей. Однако у любви есть много измерений. Я встретил новую любовь. Ее зовут Олимпия, и она глубоко вошла в мое сердце. Когда же ее нет рядом, мне кажется, будто у меня отсекли часть сердца. Она тебе бы понравилась, хотя вы с ней абсолютно разные. Мне хочется думать, что ты улыбаешься нам сверху, радуясь, что мы нашли друг друга.

– Думаю, что так и есть, милорд.

Граф поднялся и, отряхнув колени, пожал руку Питеру. Брат Фейт за прошедшее время сильно возмужал и превратился в настоящего мужчину. С того момента как Брент привез сюда тело Фейт, Питер внимательно следил за отцом – чтобы тот больше не губил своих детей. Впрочем, это продолжалось недолго, тяжелое пьянство сделало свое дело, и сейчас старик был при смерти. Его и раньше можно было бы лишить места викария, но Бренту не хотелось этим заниматься, потому что в результате мог бы разразиться скандал и всплыло бы имя Фейт. А он не хотел марать память о ней.

– Питер, ты действительно так считаешь?

Оба опустили глаза и посмотрели на могилу.

– Да, милорд, наша Фейт именно такой и была – доброй и великодушной. Для нас это большая потеря. Поэтому никто из нас никогда не простит отца, и не важно, что в книгах говорится о всепрощении, – оно невозможно.

Брент похлопал молодого человека по плечу.

– Недавно мне посоветовали очистить свое сердце. Я нес в нем слишком большой груз вины.

– За это? Тут нет вашей вины.

– Да, ни в этом, ни во многом другом, в чем я винил себя. Тебе тоже не в чем себя винить. Я думаю, что ты немного переживаешь из-за того, что я сейчас делал.

– А как вы очистили свое сердце, милорд?

– Я вновь пережил все, что вызывало чувство вины. Было чудовищно трудно, но сработало в результате. Ты словно вытаскиваешь занозу. Только надо вытащить ее из сердца, а не из пятки.