Дженнифер Маккуистон - Лето возлюбленных

Пенелопа взяла мистера Гамильтона под руку и повела его в гостиную, не переставая болтать, несмотря на заикание, о растворах нитрата серебра, художественных особенностях фотографии и тому подобном.

Миссис Толбертсон проводила их взглядом с несколько обескураженным видом.

– Развлекайся, дорогая, – шепнула она Кэролайн, сжав ее локоть, а затем выпроводила из дому с мистером Бренсоном, чтобы направить усилия на то, чтобы Пенелопа не отпугнула второго.

Постучав в дверь Толбертсонов, Дэвид обнаружил, что нервничает. Недостаточно, чтобы провести это утро, не навестив Кэролайн, но достаточно, чтобы его ладони вспотели, а воротник стал тесным, пока он стоял на крыльце в ожидании ответа.

У него было адское утро, начиная с похмелья, вызванного выпитым накануне виски, и кончая воспоминаниями о событиях ночи, многие из которых вызывали сожаление. Во время завтрака он не мог не заметить, что матери стало хуже, несмотря на очевидное улучшение еще вчера. Но баронесса отмахнулась от предложения позвать врача, настояв на том, чтобы отправиться на назначенную на полдень процедуру в сопровождении только горничной.

В распоряжении Дэвида оказалось несколько свободных часов и никаких занятий, не считая необходимости вернуть Кэролайн ее одежду. Поэтому он явился сюда с платьем Кэролайн в кожаной сумке, терзаясь тревогой и неуверенностью.

Захочет ли она видеть его, учитывая, чем закончился вчерашний вечер? Ему было больно думать, как она брела в темноте, размышляя об их поцелуе и гадая о его намерениях. Он даже пытался найти оправдание тому, что на первый взгляд казалось самым предосудительным поведением.

Так с друзьями не поступают.

Впрочем, учитывая, что это его первый опыт общения с другом женского пола, для начала нужно определить, какие именно правила он нарушил, чтобы не нарушать их впредь. Пожалуй, помимо флирта, непозволительного между друзьями, ему следует также избегать совместных купаний ночью в полуодетом виде.

Хотя, признаться, он не возражал бы против повторения этой части его нового опыта.

Если бы только Кэролайн не вызывала у него такие противоречивые чувства. Только что они сидели на мелководье, непринужденно беседуя. Точно так же он мог бы общаться со своим близким другом Патриком Чаннингом или с дюжиной сослуживцев, делясь мыслями и наслаждаясь взаимопониманием.

А затем она доверила ему свои тайные страхи, такая неуверенная и уязвимая, что он просто не устоял перед соблазном.

Что ж, если жизнь его чему и научила, так это не доверять инстинктам.

Он уже поднял руку, чтобы постучать во второй раз, как дверь открылась.

– Да? – осведомилась пожилая горничная с плотной фигурой и острым взглядом. В ее голосе звучало явное подозрение, и Дэвид вдруг осознал, что у нее есть для этого основания. В конце концов, он сам не уверен в своих добрых намерениях относительно ее молодой хозяйки.

– Я хотел бы видеть мисс Кэролайн, – сообщил он.

Горничная издала неопределенный звук, схватившись за сердце и уставившись на него округлившимися глазами.

– Вот утро так утро, скажу я вам! Интересно, что эта девушка натворила, чтобы столько молодых людей носилось вокруг?

– Прошу прощения? – умудрился выговорить Дэвид, пораженный столь красочным описанием ситуации.

– Нет ее! – выпалила горничная с явным раздражением. – Вначале заявился мистер Бренсон, потом мистер Гамильтон. В общем, она пошла прогуляться по набережной с первым.

Дэвид изумленно моргнул, не веря ушам своим. Его не удивила фамильярность горничной. Он сам вырос в семье, где хозяев и слуг связывали более близкие отношения, чем с обычной прислугой. Но он договорился с Кэролайн о сегодняшней прогулке. Вчера, когда они встретились в бухте. Или нет?

Поблагодарив женщину, он спустился с крыльца и помедлил на нижней ступеньке, пытаясь понять, почему известие о Кэролайн, прогуливающейся с Бренсоном, вызвало у него такое беспокойство. Возможно, причиной тому была пьяная реплика этого типа насчет прелестей мисс Бакстер или то, как он пускал слюну, когда Дэвид разглагольствовал о достоинствах длинноногих женщин.

Его охватило чувство вины. Неужели его вдохновенное описание ног Кэролайн Толбертсон привело к тому, что они примчались сюда сегодня утром?

И почему он так раздосадован? Разве не ради этого он старался, не погнушавшись некоторых преувеличений?

Потому что он понял – со всей ясностью трезвого сознания, – что они просто мальчишки. Более зрелый мужчина разглядел бы достоинства Кэролайн и без посторонней помощи.

И хотя это было нелепо – черт, это было чистым безумием, – возражать против столь безобидного времяпрепровождения, как утренняя прогулка, его реакция свидетельствовала, что он не желает, чтобы Кэролайн прогуливалась с кем-то другим.

Пораженный силой этой неожиданной и нежеланной ревности, Дэвид обернулся, глядя на окна старинного дома, где жила Кэролайн. Интересно, какое окно ее? Вне всякого сомнения, то, что выходит на океан, который она так любит. Дом чем-то напоминал ее саму. Высокий и узкий, он, должно быть, когда-то занимал доминирующее положение на береговой линии Брайтона, но теперь его грубоватая красота терялась на фоне роскошных зданий Кемптауна, высившихся чуть дальше от берега. Подобно Кэролайн дом нуждался в отделке, но был полон возможностей.

Именно возможности, скрытые в Кэролайн, направили стопы Дэвида к центру Брайтона. Если она разгуливает с этим молодым болваном с пятнистой физиономией, Бренсоном, одно он знает точно: он будет там, чтобы присматривать за ними вместо компаньонки, и не допустит никаких вольностей на своем посту.

Кэролайн и мистер Бренсон шли по набережной Брайтона.

С того момента как они вышли на улицу, он не смолкал ни на секунду.

К этому времени Кэролайн уже знала все о его четвертом семестре в Оксфорде, о паре рысаков, которых он надеялся приобрести для фаэтона, обещанного ему отцом по завершении обучения, и презрении, которое он питал к своему младшему брату, считая его самым бесполезным юнцом на свете.

Кэролайн молчала, натянуто улыбаясь и слушая вполуха. Ее мысли были заняты скорее их окружением, чем речами мистера Бренсона. С одной стороны от них тянулись магазинчики с нарядными тентами и разноцветными ставнями, с другой – лежал океан, переливаясь на солнце. Ее бухта располагалась в паре миль отсюда, являя своим бурным прибоем разительный контраст со сверкающей лазурью брайтонского побережья.

– Моя мать и сестры всю прошлую зиму вязали носки для фонда «Дети нуждающихся металлургов», – сообщил мистер Бренсон, выведя ее из задумчивости. А затем, впервые за все утро, задал ей вопрос: – Вы любите вязать?