Кристина Брук - Чаровница

Это была вымышленная причина, ложь, специально придуманная на тот случай, если бы Лавиния оказалась дома.

Закусив губу и стиснув руки в кулаки, Лавиния проговорила придушенным голосом:

– У меня его нет.

Она говорила так тихо, что Сесили сперва подумала, не ослышалась ли она.

– Извини, не расслышала. Что ты сказала?

– У меня его нет, – в отчаянии повторила Лавиния. – Я лишилась его.

– Ты что, его потеряла? – ужаснулась Сесили. – Как же так? Неужели сломался замочек? Но Сондерз регулярно проверяет его состояние.

– Не говори глупостей. Впрочем, прости меня. Ожерелья у меня нет. Я проиграла его лорду Перси.

Сесили закрыла на миг глаза. Она корила и ругала себя на чем свет стоит. Свалять такую глупость?! Поверить Лавинии? Нет, только полная идиотка могла отдать – добровольно! – жемчуг Лавинии, у которой нет ни стыда, ни совести.

Глаза Сесили потемнели, ее взгляд, устремленный на воровку – а как еще ее можно было назвать, – не предвещал ничего хорошего.

– Ожерелье не твое. Ты не имела права играть. Ты должна его вернуть.

На ресницах Лавинии нависли слезы, она жалобно и тонко пропищала:

– Сесили, я не могу этого сделать. У меня нет денег, чтобы заплатить долг. Бертрам такой скряга – у него снега зимой не выпросишь! Если он узнает, сколько я проиграла, он убьет меня, клянусь!

Несмотря на всю мелодраматичность, это походило на правду. Во всяком случае тем, кто близко знал Бертрама, были хорошо известны его скупость и жесткость в денежных делах. Требовать что-либо от Лавинии, как с горечью осознала Сесили, было абсолютно бесполезно. Пустая трата сил и времени.

– Сколько ты должна? – спросила Сесили с тайной надеждой, что скопленных ею денег хватит на оплату долга.

– Т-три т-тысячи фунтов, – выдавила из себя Лавиния и всхлипнула.

Сесили шумно вздохнула от изумления:

– Три тысячи?

Таких денег у нее точно не было и в помине.

– Я никак не ожидала, что он потребует от меня де… денег, – скривив рот, заплакала Лавиния.

– Ты что, совсем спятила? – рассердилась Сесили. – Как еще можно расплатиться с карточными долгами? Ой…

Сесили покраснела от смущения. Какая наивность? Понятное дело, как Лавиния хотела расплатиться – своим телом. Судя по всему, в том кругу, где вращалась жена ее кузена, такие расчеты были обычным делом. Вот только на этот раз Лавиния просчиталась. В глазах лорда Перси ее любовь не стоила трех тысяч.

Мысли кружились в бешеном ритме – где выход, где выход, – но его не было. Оставалось лишь одно – обратиться за помощью к Монфору.

– Надо обо всем рассказать герцогу Монфору. Он обязательно поможет. Лорд Перси против него не выстоит.

Глаза Лавинии округлились от страха:

– Разве это возможно? Ведь он поймет, что я и Перси…

– Зная Монфора, я нисколько не удивлюсь, что он уже обо всем догадался, – резонно заметила Сесили. – Придется поступиться своей гордостью, Лавиния.

– Монфор скажет Давенпорту, и тогда муж станет держать меня в ежовых рукавицах. Это будет еще хуже.

В глазах Лавинии застыл неподдельный ужас. И тут Сесили осенило. Это стало для нее шоком. Да, Бертрам и Лавиния – ее враги, но, оказывается, они могут враждовать между собой. Бертрам, имевший суровый и жестокий характер, узнав о проделках жены, мог наказать ее, применить грубую физическую силу. Холодок пополз по спине у Сесили.

Они никогда не были друзьями с Лавинией. Ума у Лавинии было как у курицы, и у Сесили просто чесались руки как следует отхлестать ее по щекам за проигранное ожерелье, за ее глупость, но, как бы ни были велики прегрешения Лавинии, не стоило отдавать ее в руки разгневанного супруга. Бертрам шутить не любил.

– Хватит плакать. На вот, возьми, – Сесили протянула платок. – Ну, довольно, а то у тебя покраснеет нос, и все поймут, что ты плакала.

Испуганно вскрикнув, Лавиния схватилась за лицо.

– Но что мне делать?

Сесили нахмурилась. Она не знала, что им делать, но, постаравшись придать своему голосу больше уверенности, ответила:

– Ладно, я что-нибудь придумаю.

Погруженная в свои не слишком веселые мысли, Сесили совсем забыла про время, а когда очнулась, то вдруг поняла, что уже поздно и что она задержалась на балу чуть дольше положенного.

Мистер Бэббидж, один из бывших ухажеров Розамунды, пригласил ее на танец, но Сесили замотала головой, сказав, что ей хочется пить, и, подхватив его под руку, повела к буфету. Подчиняясь желанию дамы, Бэббидж послушно шел рядом. Возле стойки он взял для нее ратафию, миндальный ликер, а себе – шампанского. Сесили тоже предпочла бы шампанское, но ратафия больше подходила для того, что она задумала.

Буфет располагался в зеленой гостиной, которую Лавиния переделала на время бала в буфетную комнату, оформив ее в необычном египетском стиле. Буфетная была обильно украшена позолотой, в ней преобладали зеленые и желтые цвета, а ножки у мебели были выполнены в виде лап крокодила. Лап было так много, и они так натуралистично выпирали наружу, что, казалось, еще немного, мебель оживет и, шевеля зелеными лапами, разбежится в разные стороны.

Пора было приступать к осуществлению своего плана. Рассеянно вращая бокал с ратафией в руке, Сесили мельком взглянула на каминные часы. Была уже почти полночь. Вежливо беседуя с Бэббиджем, она сосредоточилась, прислушиваясь к движению за спиной. Краем глаза она заметила, как кто-то позади нее вознамерился пройти мимо, и она словно невзначай отступила прямо на него и отодвинула согнутую в локте руку назад. Толчок!

– Ах! – с притворным удивлением вскрикнула Сесили и умышленно плеснула себе на светлое муслиновое платье ликером.

– Леди Сесили! – всплеснул руками мистер Бэббидж. – Какое несчастье!

Вытащив носовой платок, он принялся неловко оттирать забрызганное платье. Впрочем, это было совершенно бесполезно. Вдруг осознав, как это неприлично, Бэббидж покраснел и отдернул руку.

План сработал. Законный повод для того, чтобы покинуть бал, был зрим и очевиден: большое коричневое пятно на платье делало дальнейшее присутствие на балу совершенно невозможным. Заверив мистера Бэббиджа, что виной всему ее собственная неловкость, заодно отказавшись от кареты под предлогом, что до особняка Монфора рукой подать, Сесили упорхнула в задние комнаты.

Однако бал покинула не какая-нибудь неловкая дебютантка с чудовищным пятном на платье, а таинственная юная леди в пурпурном домино и темной маске, севшая в портшез и исчезнувшая в ночной темноте.

Рэнд с горечью осознавал, что сегодня он далек и чужд заполонившей его дом толпе гостей. Они веселились и радовались, тогда как он мрачнел буквально на глазах. Он буквально весь истомился от ожидания.