Ирэне Као - За всю любовь

Линда будто выплевывает эти слова с какой-то незнакомой прежде злостью. Ей так больно, что она старается извергнуть их, чтобы освободиться. Алессандро слушает ее, не перебивая. Он никогда не видел ее в такой ярости. Линда меряет комнату шагами и бормочет, будто разговаривает сама с собой.

– В отношения с Томмазо я вложила столько времени и сил, я повзрослела, поняла, что такое быть вместе. Я никогда прежде этого не чувствовала, а ты не знаешь даже, что это такое.

Она умолкает, чтобы перевести дух.

– Верность, Але, ты знаешь, что это значит? Честно говоря, сомневаюсь. Томмазо сделал меня счастливой. Да, счастливой и уверенной в себе, потому что я знаю, что на него можно положиться.

Линда останавливается и смотрит ему прямо в глаза.

– Чего не могу сказать о тебе. Ты появляешься и исчезаешь, как привидение, сегодня есть – завтра нет, уходишь и возвращаешься, когда вздумается. И теперь, перевернув все с ног на голову, ты уходишь, оставляя меня в полном дерьме. Тебе ведь всегда есть куда идти, верно? А когда ты так нужен, тебя вечно нет!

Слова вырываются у нее из груди, словно порывы ветра, а внутри – водоворот мыслей и опустошенность. Она будто освобождается от эмоций, которые целую вечность были заперты в сейфе, а теперь вырываются одна за другой.

Линда вздыхает. Алессандро делает к ней шаг, он внешне спокоен и невозмутим. Кажется, что он ждал этого момента.

– Я не хочу тебя ни в чем убеждать, Линда. Но прошу тебя, скажи, что ты ко мне чувствуешь – мне надо это знать.

При этих словах она слегка пятится: малейшее соприкосновение может вызвать бурю, а этого ей хочется меньше всего.

– Я тебя не люблю, – отвечает она, как ей кажется, уверенным голосом.

И все же в ее словах больше отчаяния, чем искренности.

– Я люблю Томмазо, – продолжает Линда, сжав кулаки. – И не позволю ни тебе, ни кому-то еще уничтожить это чувство.

Потом она с силой бьет кулаком в стену. Это должно быть правдой. Так оно и есть. Алессандро порывается обнять ее, но Линда стряхивает его руки и высвобождается.

– Оставь меня в покое! Я не хочу тебя больше видеть, Але, ты понял?! Никогда! Никогда в жизни, тебе ясно?

– Что ты такое говоришь, Линда? – Алессандро снова хватает ее, на этот раз за запястье.

– Не прикасайся ко мне!

Линда уворачивается и ускользает от него. Неожиданно она с размаху дает ему пощечину, вот-вот готовая разрыдаться. На мгновение они оба замирают, не веря в происходящее.

– Чтобы я тебя больше не видела. Я серьезно, – Линда плачет, будто это она получила пощечину. – Пожалуйста, держись от меня подальше. Так будет лучше. Для нас обоих.

Потом она открывает дверь и с силой захлопывает ее за собой. Она ни о чем не может думать – лишь бежит вниз по лестнице, ступенька за ступенькой. У нее только одно желание – убежать как можно дальше. Соленые слезы текут по щекам, смешиваясь с потом.

Выбежав из гостиницы, она внезапно ощущает, что волна ярости отступила, принеся облегчение, будто подействовало какое-то волшебное лекарство. Линда чувствует себя свободнее. Теперь она в безопасности. Ее сердце разбито на кусочки, но не случилось ничего непоправимого. Она соберется ради себя самой. И ради Томмазо. Потому что она выбрала именно его.

Прошло полгода. Но Линде кажется, что то волшебное 13 сентября было вчера.

Воспоминание настолько живо в ее памяти, цвета такие яркие, звуки такие четкие. Ей хочется снова и снова переживать тот момент. Вот почему сегодня, когда ей взгрустнулось, она захотела снова пересмотреть видео их судьбоносного дня, когда они сказали друг другу «да». Линда лежит, свернувшись, на диване в гостиной и предвкушает кадры, которые сейчас появятся на большом экране телевизора.

Всякий раз – а это уже, по меньшей мере, четвертый – свадебное видео производит на нее потрясающее впечатление, вызывая калейдоскоп эмоций.

Фильм только начался, но Линда нажимает «паузу», чтобы сделать глоток зеленого чая из полосатой кружки, стоящей на столе: она так и не бросила свои привычки, оставшиеся от жизни в Венето. Она обожает зеленый чай, несмотря на его горьковатый вкус, для нее он как лекарство.

Линда слегка обжигает язык, потому что чай еще горячий, затем снова усаживается на диван по-детски в непринужденной позе, нажимает «плэй» – и вот она, невеста. Ей раньше никогда не нравилось видео с собственным участием, а тем более то, как звучит ее голос, записанный на пленку. Кажется, будто это совсем другой человек – настолько голос кажется неестественным.

Но видеть Линду в тот день – сияющую и прекрасную, какой она не была никогда в жизни, – непередаваемое ощущение. Она не отрывает глаз от экрана, разглядывая себя в белом платье, растерянно выходящей из кареты, запряженной двумя белыми чистокровными жеребцами. Эта сцена будто из другой эпохи, из фильма пятидесятых годов, в котором она с трудом узнает себя.

В атмосфере витает что-то сказочное и волшебное. Камера приближается, и вот она на переднем плане: зеленые глаза накрашены по всем правилам – легкий макияж, подчеркивающий их блеск и сияние; обнаженная шея слегка припудрена, волосы зачесаны на одну сторону и мягко ниспадают на плечо. Никакой фаты.

Линда поворачивается к своему отцу, улыбается ему, как девочка, благодарная и счастливая. Она вся светится спокойной и какой-то таинственной красотой и взволнована, как никогда, так что кажется, будто радость выходит из каждой клеточки.

Адриано тоже улыбается и нежно смотрит на дочь – таким Линда его не помнит; волосы зачесаны назад и приглажены гелем – который он упрямо называет «бриллиантином», – красный галстук под цвет платочка в кармане пиджака, запонки из белого золота на манжетах. Он кажется моложе своих лет, выражение лица какое-то заговорщицкое, почти юношеское. Как он красив, думает Линда, вновь увидев отца на видео, – импозантный шестидесятилетний мужчина, в котором она легко узнает собственные гримасы, жесты и даже упрямство.

Теперь карета подъехала совсем близко к Беленской башне. Вот снова появляется невеста. Она отлично помнит это ощущение: сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди, ноги дрожали, она не могла унять эту дрожь перед тем, как должна сделать важный шаг в своей жизни.

Навсегда.

Теперь Линда думает об этом с нежностью. Было нелегко сделать этот выбор. Но он того стоил.

А потом – самый смешной эпизод, который показался бы трагичным другой женщине. Выходя из кареты, Линда едва не падает – и все эти проклятые туфли на двенадцатисантиметровом каблуке, которые посоветовала консультант из ателье, – они запутались в шелке платья! Но у папы Адриано рефлекс что надо! Он сумел поймать ее на лету и спас от вселенского позора.