Мередит Дьюран - Обмани меня дважды

– О! – Оливия нервно завертела в руках книгу. – М-да! Полагаю, и у меня тоже.

Да что за чушь!

– Но вы еще так молоды, миссис… – Само собой, никакая она не «миссис». – Как вас зовут? – Возможно, в рекомендации имя было указано, но он не мог его вспомнить.

– Оливия, – заморгав, ответила она.

Звучит музыкально. Немного жалит на букве «в». Имя, заставляющее человека слегка прикусить чью-то губу зубами. Оливия… Это имя его вполне устраивает.

– Оливия, – заговорил герцог, – а почему вы решили, что у вас не будет семьи?

Она посмотрела ему в глаза.

– Для начала мне неплохо бы обзавестись домом.

На короткое и ясное мгновение Марвик припомнил свое давнее умение при одном взгляде на собеседника раскрыть его тайные помыслы. Вот чего она хочет: места для себя.

Хотя, возможно, он разгадал ее желание, потому что и сам когда-то хотел того же. Да, разумеется, ему было известно, что в наследство он получит несколько домов, но ему было нужно место – не такое, какое достанется ему от семьи, а полностью свое, собственное.

Впрочем, Марвик не думал, что Оливия говорит о доме. Иначе разве не могла бы такая девушка, как она, – умная, смелая, предприимчивая – сама найти себе мужа в той деревеньке, где родилась?

– Откуда вы? – Он уже спрашивал ее об этом. Но сейчас знал, что во время этой странной беседы получит ответ на свой вопрос.

Его как-то странно обрадовало, что Оливия, не задумываясь, ответила:

– Из Восточного Кента. Семья моей матери живет на побережье, в деревне Шепвич, недалеко от Бродстейрса.

– Замечательная часть Англии! – Герцог так и представлял, как Оливия бредет по морскому берегу, а соленый ветер играет прядями ее волос, и ее молочная кожа светится в холодном сером свете. – Вы мечтаете поселиться там?

Ее ресницы опустились, закрывая глаза. Она пробежала пальцем по странице книги.

– Я не мечтаю о каком-то определенном месте.

– Тогда о чем же?

Оливия пожала плечами.

– Пожалуй, я бы хотела… чувствовать себя в безопасности, – тихо ответила она.

Герцог испытующе смотрел на нее. Есть смысл в том, что девушка, которой пришлось выживать в одиночку, стремится обрести корни, почувствовать себя уверенно. Так почему бы ей не пойти по тому пути, который приведет ее к цели быстрее всего?

– Многие женщины оставляют работу горничными ради замужества.

Подняв голову, она посмотрела ему в глаза.

– А многие мужчины женятся еще раз. И что из этого? – спросила она.

Марвик громко вздохнул.

– М-да, весьма смело.

Она зарделась. Почему его это удивляет?

– Уже половина четвертого. Я сижу полуодетая перед своим нанимателем. Этикет такого не позволяет.

– Тогда позвольте и мне тоже говорить прямо. Вы сегодня плакали. Почему?

Ее подбородок застыл, как гранит.

– Уверена, что прислуга имеет право на определенную личную жизнь.

Марвик фыркнул.

– Мне как-то не пришло в голову, что вы обращаете большое внимание на личную жизнь, – заметил он. – Вообще-то, учитывая то, что это я обнаружил вас в личной библиотеке, я бы сказал, что у нас с вами разное понимание слова «личный».

Ее брови взметнулись вверх.

– Учитывая, что вы редко выходите из своих покоев, я не могла предположить, что помешаю вам в библиотеке! – парировала Оливия.

Герцог встал, обуреваемый разнообразными чувствами, главным из которых было удивление.

– Думаю, для вас самым лучшим выходом стало бы замужество, – заявил он. – Господь свидетель: вы не созданы для того, чтобы быть прислугой. Будь вы мужчиной, я бы посоветовал вам стать адвокатом.

Оливия посмотрела на него полным недоверия взором, который можно было не растолковывать словами: теперь он будет ее судить?

– Ваша светлость…

– К вам пристает кто-то из прислуги? Внизу происходит что-то нехорошее?

Оливия поднялась со стула.

– Я прекрасно управляю прислугой, – заявила она. – И я никогда в жизни не стала бы плакать из-за такого пустяка, как неповиновение лакея!

– Тогда что же…

– Я скажу вам, если вы ответите мне на один вопрос, – безучастно произнесла Оливия.

Герцог больше не понимал, кто ведет этот разговор. Какая нелепость! Он не связан ее условиями и не обязан отвечать на ее вопросы, а то взамен она, того и гляди, попросит луну с неба. Хотя, признаться, ему уже все равно.

– Что ж, хорошо. Тогда отвечайте же мне, почему вы плакали?

– Потому что я не такая, какой надеялась стать. И мне это неприятно.

Это ему ни о чем не говорило.

– Что вы имеете в виду? Кем вы хотели стать?

– Я хотела быть человеком получше. Таким, который не изменяет своим идеалам.

Боже! Ошеломленный ее ответом, помрачневший Марвик отвернулся от Оливии и посмотрел на книжные шкафы.

– Что ж, выходит, нас обоих привело сюда похожее настроение, – проговорил он. – Но поверьте мне, миссис Джонсон, вы преодолеете это.

– Как это сделали вы?

Он проигнорировал ее вопрос.

– Доброй вам ночи, – промолвил Марвик.

– Но вы не ответили на мой вопрос.

– Нарушение слова – одна из привилегий герцога, – холодно сказал он.

– Хорошо, не отвечайте. Но я все же задам свой вопрос: почему вы читаете Остин, если потеряли надежду? К чему мучить себя счастливыми концами историй, если вы считаете, что они невозможны?

Герцог смотрел на книги. Она зашла слишком далеко. Почему она решила, что у нее есть право разговаривать с ним подобным образом?

Но почему он сам постоянно провоцирует ее?

– У вас есть все преимущества, – пылко произнесла она. – Не существует причины, которая мешала бы вам вернуться к нормальной жизни и обрести то, чего вам, как вы полагаете, недоставало. Поверьте мне, если бы я была на вашем месте, я бы переделала себя!

Язвительность в ее голосе пронзила герцога как крюк, впившийся ему в грудь. Да, она действительно переделала бы себя, черт возьми! Она понятия не имеет об уважении, о границах, о собственном месте. Не представляет, что такое ограничения. Марвик оглянулся через плечо, чтобы усмехнуться и сделать ей ехидный выговор, в чем она так отчаянно нуждается.

Но, взглянув на Оливию, он лишился слов. Она стояла, прижав к груди роман, – высокая, с удлиненной талией, вся цвета осени, с огненными, как умирающие листья, волосами, а в ее лице не было и капли язвительности. Скорее, его выражение было сдержанным, решительным, полным надежды. Вот бы и ему быть таким же смелым, как она. Оливия самонадеянно бросает ему вызовы, будто это не самое досадное и дерзкое дело…

– Вы можете себе представить… – заговорил он, не узнавая собственного голоса – столько в нем было плотской порочности. – Возможно ли, что вы, прожив достаточно долгую и тяжелую жизнь, догадаетесь, что я проглочу вас одним куском, использую вас, уволю – и все для того, чтобы на единственный миг увидеть на вашем лице эту дурацкую наивность? Счастье дурочки, вот что это, Оливия! Но жизнь выбьет его из вас. И я бы сделал это прямо здесь, если бы я хоть на мгновение мог вернуться к себе, помоги мне, господи! Ваша глупая вера будет получше.