Даниэла Стил - Игра в большинстве

– Он только что вернулся после ангиографии, – сказала сестра с сочувственной улыбкой.

Для Лиз и Линдсей это прозвучало устрашающе, но по крайней мере он жив.

– Как он? – прошептала Лиз, опасаясь услышать страшные новости.

– Он держится молодцом. Наш постоянный врач сейчас с ним. Мы поместили его в отдельную палату. Вы можете навестить его, если хотите.

Лиз обрадовалась, что ей не придется идти мимо всех маленьких палат с пациентами, подключенными к мониторам, и перепуганными родственниками, сидящими возле них. Сейчас она была одной из них. Линдсей последовала за ней к палате, на которую указала сестра, и Лиз осторожно открыла дверь, не представляя, что там обнаружит. Первое, что она увидела, было лицо ее мужа, выглядевшего бледным под слоем загара и слегка мрачным. Он с серьезным видом разговаривал с врачом, молодым темноволосым мужчиной в белом халате, который показался Лиз похожим на подростка. Он улыбался Маршаллу, а тот удивленно смотрел на жену.

– Что ты здесь делаешь?

Он не звонил ей, но смутно припоминал, как ему сообщили, что кто-то позвонил. В палате рядом с его кроватью стоял монитор и тихо подавал сигналы, но диаграмма на экране выглядела ровной, как заметила Лиз, наклоняясь к нему, чтобы поцеловать и взять за руку.

– А ты, наверное, думал, что я сижу в Тахо и жду известий о том, как ты себя чувствуешь?

В ответ он улыбнулся. Он слишком хорошо ее знал.

– Что-то поздно ты приехала, – поддразнил он жену. – Я нахожусь здесь уже три часа.

Она пожала его руку и посмотрела на доктора.

– Как он?

Лиз хотела получить информацию из первоисточника, а не приукрашенную версию от Маршалла, которую тот предпочел бы сообщить ей, чтобы не волновалась.

– С ним будет все в порядке, – заверил доктор, взглянув на Маршалла, который с глуповатым видом лежал на спине, придавленный внизу живота аппаратом для ангиографии.

– У меня не было инфаркта, – сказал Маршалл, опередив доктора, считая, что должен сказать ей хотя бы это.

– Это выглядит как серьезное предупреждение, – нахмурившись, произнесла Лиз, обеспокоенная тем, что он потерял сознание в карете «скорой помощи» по дороге в госпиталь. – Это должно тебя хоть чему-то научить. Пора сбавить темп жизни, – проворчала она, и доктор согласно кивнул. Они как раз обсуждали это, когда она вошла в палату.

– Это даже не было предупреждением, – признал Маршалл. – Они обследовали меня с головы до пят. Очевидно, это была такая мелочь, как обычная паническая атака. Просто я невротик и нахожусь под сильным давлением стресса.

Маршалл выглядел смущенным, в то время как доктор подтвердил Лиз его слова, а Линдсей уселась на единственный стоявший в палате стул. Маршалл только что заметил дочь, улыбнулся ей и поблагодарил за то, что приехала. Линдсей не понимала, что происходит, так же как и Лиз.

– Паническая атака может очень сильно напоминать сердечный приступ, по крайней мере по внешним проявлениям, – объяснил молодой доктор. – Главное отличие состоит в том, что в этом случае сердцу ничто не угрожает. Сердце у мистера Вестона совершенно здоровое, но, похоже, это была реакция на значительное нервное напряжение. Так что вы не так далеки от правды, уверяя, что он должен немного сбавить темп жизни или хотя бы отказаться от излишних стрессов. То, что произошло, может быть очень неприятным. Да и ангиографию делать каждую неделю мало радости.

Эта часть вечерних развлечений была гораздо неприятнее, чем Маршалл мог представить. И он не жаждал снова повторять этот опыт. Они ввели катетер в бедренную артерию, чтобы проверить работу сердца. И во время этой процедуры ему действительно показалось, что у него случится сердечный приступ. Он знал, что иногда такое бывает.

– Так с тобой все в порядке, папа? – спросила Линдсей с обеспокоенным видом.

Они обе выглядели значительно хуже, чем он, несмотря на все, через что ему пришлось пройти.

– Я в порядке, дочь. Спасибо, что приехала вместе с мамой.

– Конечно, – улыбнулась Линдсей с облегчением.

Лиз потребовалось несколько минут, чтобы понять, о чем говорил доктор, и она усомнилась, разбирается ли он в этих вопросах. Но, как сказал Маршалл, ангиография не лжет: он был в полном порядке. Просто невероятно обеспокоен. И он знал почему, но не стал делиться этой информацией с Лиз.

– У меня был тяжелый день в офисе и экстренное заседание совета директоров. – Он не стал говорить о теме заседания, а она не спрашивала. Она никогда не задавала ему вопросов о работе, если только он сам не хотел поделиться с ней. – Это был обычный день, не хуже других, – снова солгал он, потому что день был значительно хуже и перевернул весь его мир, – просто я полагаю, что дошел до ручки.

Лиз почувствовала себя виноватой, вспоминая, как дергала его в последнее время и требовала, чтобы он уделял ей больше внимания. Возможно, это была ее вина. Но его паническая атака встряхнула ее. Им всем необходимо поскорее забыть о той ужасной истории. Это уже в прошлом, и пора двигаться дальше.

– Когда он может поехать домой? – спросила Лиз доктора. Был уже час ночи.

– Сейчас, если захочет. – Потом он повернулся к Маршаллу. – Вам необходимо на всю ночь приложить лед к бедренной артерии. Но вы ничем не рискуете, если хотите спать в своей кровати, а не в нашей. – Он улыбнулся Маршаллу и Лиз. – Только постарайтесь не перенапрягаться. И не реагируйте слишком бурно на всякие мелочи.

«Да, «всякие мелочи», с какой женщиной прожить остаток жизни или остаться с обеими и загубить карьеру», – подумал Маршалл. Никто не знал ни о передряге, в которую он попал, ни о риске лишиться работы. Весь его мир вот-вот рухнет, какое бы решение он ни принял. Он знал это, а они нет. И по мере того как думал об этом, он понимал: поразительно, что у него не случился настоящий сердечный приступ. Он думал, что так оно и есть. И Эшли не знала ничего о том, что случилось. Только Лиз. Он не хотел расстраивать ни одну ни другую, и никто не позвонил Эшли. В его бумагах не было ее имени, только имя жены.

Они оба поблагодарили доктора. Он сказал, что оставит бумаги на столе у дежурного, и вышел из палаты. Маршалл встал с кровати, слегка пошатываясь. Этой ночью ему здорово досталось. Лиз помогла ему одеться, обращаясь с ним как с ребенком. Он очень ценил ее материнские инстинкты, особенно когда был болен. С Эшли он был взрослым, а она – ребенком. С Лиз все наоборот. Она как заботливая жена ухаживала за ним почти тридцать лет. Это многое значило, и она казалась ему надежной и привычной, когда помогла сесть в машину. Линдсей, зевнув, устроилась на заднем сиденье. Лиз вела машину, и все трое испытали облегчение, когда подъехали к дому в Россе. Как только они вошли в дом, Лиз уложила мужа в постель и принялась убирать следы рвоты с пола их спальни. Он пожаловался, что его слегка подташнивает, и она принесла ему чашку чаю, несколько крекеров и упаковку льда для бедренной артерии. И перед тем как лечь спать, Лиз поцеловала дочь и еще раз поблагодарила за то, что поехала с ней. В глубине души Линдсей была хорошей девочкой, просто слишком еще юной и немного избалованной. Лиз теперь полностью контролировала ситуацию. В моменты кризиса она была великолепна.