Анна Тодд - После ссоры

– Я. Знаю.

– Что ты сказал ей утром?

– Я сказал, что вчера трахался с Молли, – признаюсь я.

– Правда? В смысле… Ты правда занимался сексом с Молли?

– Господи, нет, конечно, нет. – Я качаю головой.

Что за хрень творится в моей жизни, если я решаю поговорить по душам с Лэндоном, а не с кем-то еще?

– Тогда почему ты так сказал?

– Потому что она меня разозлила. – Я пожимаю плечами. – Она целовалась с кем-то другим.

– Ладно. Значит, ты сказал, что переспал с Молли, которую, как ты знаешь, она терпеть не может, просто чтобы сделать ей больно?

– Да…

– Отличная идея. – Он закатывает глаза.

Я машу ему, чтобы он перестал издеваться.

– Думаешь, она любит меня? – спрашиваю я, потому что мне надо это знать.

Лэндон вдруг становится серьезным.

– Я не знаю… – Врать он совсем не умеет.

– Скажи мне. Ты знаешь ее лучше всех, если не считать меня.

– Она любит тебя. Но из-за твоего предательства она твердо уверена в том, что ты ее вообще никогда не любил, – объясняет Лэндон.

Сердце снова разбивается на куски. Не могу поверить, что прошу его о помощи, но без этого мне не обойтись.

– Что мне делать? Ты мне поможешь?

– Не знаю… – Он смотрит на меня нерешительно, но точно понимает, в каком я отчаянии. – Думаю, я могу поговорить с ней. Завтра ее день рождения, помнишь?

– Да, конечно, помню. Вы что-то запланировали вместе? – спрашиваю я.

Лучше бы не запланировали.

– Нет, она сказала, что будет у мамы.

– У мамы? Почему? Когда ты говорил с ней?

– Она прислала мне сообщение пару часов назад. А что ей еще делать? Оставаться на день рождения одной в мотеле?

Я решаю не обращать внимания на последний вопрос. Если бы сегодня утром я сдержался, она, возможно, позволила бы мне остаться еще на одну ночь. И теперь я здесь, а она все еще в Сиэтле с этим гребаным Тревором.

Я слышу, как кто-то поднимается по лестнице, и мгновение спустя в дверном проеме появляется отец.

– Я услышал твой голос…

– Да… я пришел поговорить с Лэндоном, – вру я. Ну, это почти правда: я собирался поговорить с тем, кого увижу первым.

Я просто жалок.

Отец, похоже, удивлен.

– Правда?

– Ага. И еще: во вторник приезжает мама, – сообщаю я. – На Рождество.

– Отличная новость. Я знаю, как она скучает по тебе, – говорит он.

Неосознанно стараюсь придумать какую-нибудь язвительную реплику, думаю сказать, какой хреновый из него отец, но понимаю, что не хочу этого делать.

– Ну, тогда я оставлю вас, ребята, разговаривайте. – Он выходит и направляется наверх. – Кстати, кое-что еще, Хардин. – Он останавливается на середине лестницы.

– Да?

– Я рад, что ты пришел.

– Хорошо, – отвечаю я, потому что не знаю, что еще сказать.

Отец натянуто улыбается и поднимается дальше.

Весь день сегодня творится полная хрень. Болит голова.

– Ну… я, наверное, пойду… – говорю я Лэндону, и он кивает.

– Я постараюсь сделать что смогу, – обещает он, и я иду к двери.

– Спасибо. – И когда мы оба неловко замираем в дверном проеме, я бормочу: – Ты ведь понимаешь, что я не собираюсь тебя обнимать и все такое?

Слышу, как он смеется, и закрываю за собой дверь.

– Есть планы на Рождество? – спрашивает Тревор.

Я поднимаю палец, чтобы он подождал, пока я пережевываю вкусные равиоли. Еда здесь просто потрясающая, и хотя я не гурман, все равно понимаю, что этот ресторан наверняка пятизвездочный.

– Особых нет. Поеду к маме домой на недельку. А ты?

– Собираюсь поработать волонтером в приюте. Не хочется возвращаться в Огайо. У меня есть несколько кузенов и тетушек, но, с тех пор как умерла мама, мне там нечего делать, – объясняет он.

– О, Тревор, мне так жаль твою маму. Но это так благородно с твоей стороны помочь в приюте.

Я сочувственно улыбаюсь и съедаю последний равиоль. На вкус он такой же прекрасный, как и тот, который я съела первым, но из-за признания Тревора я уже не так радуюсь еде, хотя вечер становится более приятным. Это как-то странно, правда?

Мы долго разговариваем и лакомимся десертом – прекрасным шоколадным пирогом с карамельным сиропом. Когда официантка приносит счет, Тревор достает кошелек.

– Надеюсь, ты не из тех девушек, которые настоятельно требуют платить пополам? – дразнит он.

– Да ну, только если бы мы были в «Макдоналдсе», – смеюсь я.

Он ухмыляется, но ничего не отвечает. Хардин обязательно бы язвительно заметил, что моя реплика убила все достижения феминизма за последние пятьдесят лет.

На улице опять идет то ли дождь, то ли снег. Тревор просит меня подождать внутри, пока он вызовет такси, что очень предусмотрительно с его стороны. Пару минут спустя он машет мне через стекло, и я выбегаю наружу к теплой машине.

– Так почему ты решила работать в издательской сфере? – спрашивает он, когда мы едем назад в отель.

– Ну, я люблю читать – я только и делаю, что читаю. Это единственное, что меня интересует, поэтому выбрать профессию мне было несложно. В будущем я хотела бы сама что-нибудь написать, но пока что очень довольна тем, чем занимаюсь у Вэнса, – отвечаю я.

Тревор улыбается.

– У меня то же самое с финансами. Больше меня ничто не увлекает. Я с самого детства знал, что моя работа будет связана с цифрами.

Я ненавижу математику, но улыбаюсь в ответ, а он продолжает говорить на ту же тему.

– Значит, любишь читать? – спрашиваю я, когда он заканчивает рассказывать и мы подъезжаем к отелю.

– Да, вроде того. В основном научно-популярную литературу.

– Вот как… почему? – не могу не спросить я.

Он пожимает плечами.

– Меня просто не особо интересуют художественные книги. – Он вылезает из такси и подает мне руку.

– Как они могут тебе не нравиться? – удивляюсь я и опираюсь на его руку. – Самое главное, что дает чтение, – это возможность забыть обо всем и прожить сотни или даже тысячи других жизней. С научно-популярными книгами это не получится – они не изменят тебя так, как художественные.

– Изменят? – удивляется он.

– Да, художественная литература меняет тебя. А если прочитанное на тебя никак не повлияло, значит, ты выбрал не ту книгу. – Мы проходим через холл, и я разглядываю прекрасные картины на стенах. – Я склонна думать, что каждая прочитанная книга стала частью меня и в каком-то смысле создала меня именно такой.

– А ты увлеченная натура! – смеется он.

– Да… похоже на то, – отвечаю я.

Хардин согласился бы со мной, и мы говорили бы на эту тему несколько часов, а может, и дней.

Мы молча поднимаемся на лифте и выходим, Тревор следует за мной по коридору. Я устала и уже готова лечь, хотя сейчас только девять.

Мы доходим до моей двери, и Тревор улыбается.

– Я отлично провел время. Спасибо, что поужинала со мной.