Линдси Келк - Я люблю Лондон

– Не помню, говорила уже или нет, но я никак не могу поверить, что у тебя ребенок, – сказала я, спрыгивая с кровати, как только мать вышла из комнаты, и открывая чемодан. – Как это возможно?

– Ну, сначала отходят воды, затем ты сутки орешь на человека, которого любишь, потому что огромное живое существо протискивается на свет Божий через твою вагину, и наконец…

– Логистику я знаю, – прервала я, подавляя приступ тошноты. – Я просто не могу поверить, что ты, ты, Луиза, родила ребенка. Грейс правда внизу? Она вообще существует?

Словно в ответ с первого этажа дома раздался ужасающий рев.

– Да, существует, – кивнула Луиза, не дрогнув. – А этот звук, верь не верь, означает у нее удовольствие.

– С ума сойти! – прошептала я. – Может, это пришелец?

– Мне она немного напоминала персонаж из «Чужого», когда родилась, – сказала Луиза, положив голову на руки и глядя, как я распаковываю вещи. – Ты с таким ни за что не справишься.

– Это точно, – сказала я, по-прежнему борясь с тошнотой. – И интереса к этому у меня нет. Ни малейшего.

– К тому, чтобы родить? – Лу перегнулась через подлокотник и принялась вытаскивать вещи из чемодана, одобрительно ахая. Или неодобрительно – в случае узорчатого платья-халата от Дианы фон Фюрстенберг. Это автоматически исключило его из конкурса на лучший наряд для презентации «Глянца». – С каких пор?

– Я не говорила, что не собираюсь заводить детей, – проворчала я, встряхивая измятое синее шелковое платье от «Тиби». Придется гладить. Или мать погладит? – Мне просто неинтересно думать о физических процессах рождения потомства. Почему этот процесс еще не усовершенствовали? Почему нельзя просто положить меня на стол, вытащить ребенка и разбудить, когда дите будет вымыто и одето?

На лице Луизы появилась характерная мина «не смешно».

– Мы об этом еще не говорили. – Бросив платье на спинку стула у туалетного столика, я перешла к своим футболкам. Под «своими» я подразумеваю футболки Алекса с логотипом его группы, которые я позаимствовала, и шелковистые, словно кошачий мех, футболочки «Сплендид», которые я свистнула из офиса Эрин и Дженни. – Мы буквально только что обручились, и я не собираюсь спрашивать, когда он меня обрюхатит.

Луиза отвела взгляд и принялась грызть и без того изжеванный ноготь.

– И ты тоже не смей, – велела я.

– Прекрасно. – Она снова принялась вытаскивать вещи из моего чемодана, замурлыкав от удовольствия над босоножками от «Гуччи», моим бальзамом на раны после Вегаса. Откинувшись на спинку стула, я пристально рассматривала лучшую подругу. В плачевном состоянии были не только ее ногти; хвост позволял увидеть весьма интимную деталь – отросшие темно-русые корни, плюс кое-кто явно злоупотреблял сухим шампунем. Ну и, конечно, неизбежные круги под глазами из-за ребенка, и в ближайшем будущем Луиза ни за что не влезет в свадебное платье с талией в шестьдесят сантиметров, но все это было ожидаемо. Мне стало не по себе, когда я увидела обычно бодрую, пребывающую в хорошем настроении Луизу такой бледной и уставшей. Будто ей еще меньше хотелось заводить ребенка, чем мне пятнадцать минут назад. То есть вообще не хотелось.

– Правда же, Лу, на повестке дня у меня пока этого нет. – Я взяла у нее из рук дорогой моему сердцу клатч «Маккуин», доставшийся почти даром на январской распродаже, и поставила на комод. – Не волнуйся обо мне, Алексе и о наших будущих прелестных крошках. С ними все будет в порядке.

– Просто нужно о стольком подумать, – вздохнула она. – Я даже не знаю, с чего начать тебя подготавливать. Это ведь не только младенец – это еще и беременность, и куча вещей, которые надо купить, и то, к чему нельзя быть готовой – как это меняет твое тело, отношения с мужем и, о Боже, твой сон! – Она остановилась и глубоко вздохнула. – А главное, придется отказаться от эгоистических глупостей: они уже будут не для тебя.

– От каких-таких эгоистических глупостей? – Мне абсолютно не хотелось, чтобы Луиза их озвучила.

– Побег в Нью-Йорк, командировки в Лос-Анджелес, в Париж, в Вегас. – Лу потянула себя за хвост, словно читая мои мысли. – У меня, например, нет времени даже к парикмахеру сходить.

– Я, конечно, не стала бы все это делать, будь у меня ребенок, – сказала я, изо всех сил стараясь не обижаться. – Но если мы поженимся, это не значит, что мне надо прямо сразу забеременеть. У нас есть дела, которые требуется закончить. У Алекса скоро очередные гастроли в поддержку нового альбома. У меня на носу выход журнала. Мы даже дату свадьбы еще не назначили, помнишь?

– Помню, – сказала она, зарывшись с головой в залежи моего нижнего белья. – Я лишь считаю, что лучше обговорить эти вещи заранее – прежде чем он наденет тебе кольцо на палец. Еще одно кольцо, – добавила она, когда я помахала рукой. – Что ты будешь делать, когда он захочет поехать на гастроли, а ты останешься дома с младенцем, у которого режутся зубки, и никто не будет тебе помогать? Меня там не будет, твоей матери тоже. Его семья, кажется, живет не в Нью-Йорке?

– Тебе нет нужды волноваться, – заверила я, вынимая трусы-недельку из пальцев подруги и делая вид, что ее неодобрение вызвано исключительно моей неготовностью заводить ребенка. Ясное дело, я не готова рожать: сама до сих пор ношу детские трусы. – В моей печке пирожка-то нет.

– Но когда будет, он же родится американцем, Энджел, – ужаснулась Луиза. На лице у нее появилось выражение отчаяния. – У твоего ребенка будет американский акцент! Он пойдет в американскую школу! У него друзья будут американцы!

От печали в голосе Луизы мой желудок скрутило судорогой сильнее, чем от пастушьего пирога моей матери.

– Зато у него будет прекрасная тетушка-англичанка, – заверила я. – И прекрасная англичанка-подружка в лице Грейс. И прекрасные дедушка с бабушкой из Англии, которые будут забирать его у меня с рук долой каждое лето на полтора месяца.

– Хм! – Луиза бросила мне в лицо свернутые в комок носки. – Похоже, ты все-таки это обдумывала.

– Я не знаю лучших причин родить ребенка-американца. А как мать будет счастлива! Она нянчила Грейс всего полчаса, но к нам поднялась в полном восторге. Представь ее с моим ребенком на два месяца кряду!

– Энджел! – Дверь комнаты распахнулась без стука. На этот раз на пороге стоял папа. Все, как в шестнадцать лет. – Подъехало такси. Твоя мать просит тебе передать, что американцы здесь.

Это слово на букву «а» сегодня всем поперек горла.

– Стоп, как это? – Я взглянула на часы, на себя в нижнем белье и снова на папу. – Американцы? Во множественном числе?

– Твоя мама сказала – американцы, я и передаю – американцы, – отозвался папа, спускаясь в гостиную. – Откуда мне знать? Я всего лишь хозяин этого дома.