Даниэла Стил - С первого взгляда

– Вот как… Я не знал… – проговорил он дрожащим голосом. – Знаю, ты мне не веришь, но я в самом деле старался выпутаться из этой передряги и быть с тобой. Откуда мне было знать, что у жены обнаружат рак, что моя дочь такая дурочка, что сядет в Италии в машину со своим пьяным дружком, что у жены будет такая тяжелая реакция на облучение… И что Софи перестанет злиться на меня, надо только дать ей немного времени, чтобы успокоилась… Тимми, ты должна была сказать мне, что встречаешься с другим. Так было бы честнее. Видно, в Голливуде другие представления о нравственности, чем у меня. Если бы что-то подобное случилось со мной, у меня хватило бы чувства собственного достоинства рассказать обо всем тебе. Я все это время любил тебя и договорился с тобой не встречаться этим летом по одной-единственной причине: я не хотел втягивать тебя в эту тягостную передрягу и надрывать тебе душу, пока я выхожу из нее, как подобает честному и порядочному человеку, и я очень сожалею, что у меня это заняло больше времени, чем я тебе обещал. Жизнь не всегда подчиняется нашим расчетам. Я сделал все, что мог. – Жан-Шарль тоже плакал. – И я тебя люблю. Я правда тебя люблю! Мне и в голову не приходило, что, если я замешкаюсь, ты ляжешь в постель с кем-то другим. Долго ли ты ждала? Неделю? Две? Мы виделись с тобой в апреле, значит, этот другой у тебя появился, едва я успел уехать. Как ты только могла… – с тоской сказал он. Было такое чувство, как будто она вонзила ему в сердце нож. Так оно и было на самом деле. Но и его нескончаемые отговорки разбили сердце ей. Их любовь превратилась в воображаемый роман с человеком-невидимкой, и на продолжение этой абстракции ее не хватило. Да, конечно, он был полон благих намерений, но поступал по отношению к ней несправедливо. А сейчас Тимми была намеренно жестока с ним. Оба были в чем-то виноваты, и обоим было непереносимо больно. А еще скоро родится ребенок, о котором Жан-Шарль ничего не знает, и у этого ребенка не будет отца. В этой игре три человека получили тяжелые травмы.

– Ты говорил, что уедешь, но так до сих пор и не уехал, – чужим голосом парировала Тимми.

– Я не успел. Я хотел посмотреть на следующей неделе три квартиры вместе с тобой. Или в те дни, когда мы встретимся, – сказал он несчастным голосом.

– Мы бы никогда не встретились, – отрезала она. – Тебе кажется, что встретились бы? Не знаю, может быть, ты и в самом деле в это верил. Но у тебя появилась бы еще тысяча и одна отговорка, чтобы ничего не менять.

– Может быть, ты и права. Может быть, так все и было бы. Я уже ничего больше не знаю, Тимми. Прости… Пусть у тебя все будет хорошо. Надеюсь, тот, другой, сделает тебя счастливой. Я хочу, чтобы ты знала, что я любил тебя всем сердцем. И никогда в жизни не любил никого так сильно, как тебя. А ты в это время развлекалась с другим.

В его голосе почти не было горечи, чувствовалось, что он просто опустошен. Но Тимми должна была сказать ему то, что сказала, чтобы защитить себя и своего ребенка, как бы больно это ни ранило его. После того как он столько времени отказывался с ней встретиться, а теперь они уж наверняка друг друга не увидят, он не имеет права знать, что она носит его ребенка. Ей не нужна его жалость. Она сама сумеет позаботиться о ребенке. А если он однажды захочет узнать, кто его отец, она ему скажет, и пусть ребенок сам решает, что делать. Она скажет их ребенку, что его отец был замечательный, глубоко порядочный, честный и любящий человек, и что она, Тимми, любила его больше жизни. Влюбилась в него с первого взгляда в Париже. А сейчас она сделала то, что казалось ей самым правильным. Им больше нечего было сказать друг другу.

– Береги себя. Я люблю тебя, – прошептала Тимми и положила трубку. Она чувствовала себя виноватой за то, что была так жестока с Жан-Шарлем и ничего не сказала о ребенке. Но альтернативы не было, она это чувствовала. Она ждала бы его всю жизнь и так никогда бы не дождалась. А потом в один прекрасный день он бы ей сказал, что все кончено, он не может оставить жену и детей. Приговор был вынесен, утвержден и подписан, наконец-то у нее хватило мужества прочесть его и уйти от Жан-Шарля.

Тимми думала, что умрет, потеряв его. Она легла в постель и проплакала четыре дня и четыре ночи. В офис она не ездила, на звонки не отвечала. Не ответила Жан-Шарлю, когда он позвонил ей на мобильный телефон. Она увидела, что он звонил три раза. Когда она наконец приехала на работу, то была похожа на привидение. Ни Дэвиду, ни Джейд она не сказала ни слова. Через две недели им всем предстояло лететь сначала в Нью-Йорк, а потом в Милан и Париж; Тимми должна была переделать горы работы, после того как пробездельничала целую неделю, не выходя из дома.

В Лос-Анджелесе выдалась на редкость жаркая неделя, а их кондиционер вышел из строя. В офисе было невыносимо душно, хотя они открыли несколько окон. Тимми изнемогала. И в конце концов она сбросила с себя широченный французский размахай – некая разновидность восточной паранджи, которая стала для нее чем-то вроде рабочей одежды – и стала расхаживать по своему кабинету в тенниске и в джинсах, выставив живот напоказ. Она была в начале седьмого месяца беременности, и Джейд, увидев Тимми, остановилась как вкопанная и так и застыла на месте. Тимми расхохоталась бы, увидев ее лицо, не будь она в таком отчаянии после разрыва с Жан-Шарлем. На самом деле их отношения кончились еще в апреле, когда она зачала их ребенка, и тогда она видела его в последний раз. Дальше последовала нескончаемая вереница отговорок, неоправдавшихся надежд, пустых мечтаний, может быть, даже лжи. Она уже теперь ничего не знала, но все еще любила его, любила всем сердцем.

– Что… это?… – пролепетала Джейд, глядя на Тимми и не веря своим глазам.

– Угадай с трех раз, – предложила Тимми, горько усмехнувшись. И в эту минуту в кабинет вошел Дэвид и тоже уставился на Тимми. Ее живот казался огромным, замаскировать его уже было невозможно. Да она этого и не хотела. Хватит прятаться, пусть все знают. Ну, если пока не все, то по крайней мере ее помощники. Скоро всем все и так станет ясно, скрывай не скрывай – бесполезно. Но Тимми все же надеялась как-то сохранить свою беременность в тайне до конца демонстрации коллекций, не хотелось, чтобы сплетни просочились в прессу.

– О господи… – потрясенно прошептал Дэвид. – А он знает?

У них не было ни малейших сомнений относительно того, кто этот «он», да иначе и быть не могло. Тимми покачала головой.

– Не знает. И я не хочу, чтобы знал. Не хочу быть жалкой, отвергнутой любовницей, которая ждет его ребенка. Я заслуживаю лучшей участи. Хотела рассказать ему при встрече, а встреча так и не состоялась. В последний раз он позвонил, чтобы перечислить еще один список отговорок, почему он не может со мной встретиться, и тогда я сказала ему, что у меня роман с другим, мы начали встречаться еще в апреле. Если он прочитает в газетах о моем ребенке, то не подумает, что отец – он.